Творческий тандем режиссёра Романа Дабагова и художника Кантемира Жилова стал уже знаком качества. Если их имена указаны на театральной афише, зритель знает: это стоит посмотреть. И знает не только местный зритель. К слову, премьера спектакля «Мачеха Саманишвили» в этом месяце с успехом прошла в одном из старейших учреждений культуры Сибири – Оренбургском государственном областном драматическом театре им. М. Горького.
Дабагов много лет состоит в Лаборатории режиссёров национальных театров России, которую возглавляет худрук Оренбургского театра, народный артист РФ, лауреат Госпремии РФ и обладатель «Золотой маски» (всех регалий не перечесть) Рифкат Исрафилов. В рамках работы этой лаборатории прошлым летом в Дагестане был смотр спектаклей, в числе которых оказалась музыкальная комедия «Мачеха Саманишвили». Спектакль тогда покорил зрителей, и Дабагову вскоре предложили поставить его и в Оренбургском театре.
– Роман Каральбиевич, Кантемир Анатольевич, как вас встретил чужой город?
Р.Д.: На апрель запланировано четыре показа, и билетов уже нет. Наверное, это лучший ответ на ваш вопрос. В каждом городе свой зритель. В Оренбурге более театральная публика, и эту специфику мы учли. В Дагестане спектакль шёл полтора часа, а оренбургский вариант – больше двух часов с антрактом. Было ощущение, что даже этого им оказалось мало (о чём свидетельствуют многочисленные отзывы зрителей и журналистов в СМИ и социальных сетях – прим.). Конечно, приятно, когда есть такой интерес. На премьерном показе был даже губернатор области, и говорят, ему тоже всё понравилось. В общем, шуму наделали (смеётся). Поработали в прекрасном театре с замечательными людьми.
К.Ж.: Я пришёл и увидел на сцене то, что хотел увидеть. Что было мной задумано как художником, то в точности было воплощено в постановке. Меня это очень удивило.
Р.Д.: Причём декорацию ставили каждый день на всех репетициях. В десять утра у меня репетиция – сцена готова. В два часа они ставят другую декорацию, потому что вечером другой спектакль.
К.Ж.: А у нас (на минуточку!) декорация к этому спектаклю двухэтажная. Похвала и уважение ребятам, которые всё это собирают, разбирают.
– В вашем деле насколько важно завязывать выгодные знакомства? Как сегодня продвигать себя в театральном мире?
Р.Д.: Если честно, я не занимаюсь продвижением ни своего имени, ни своих спектаклей. Всё случается по хорошему стечению обстоятельств. Люди смотрят и делают предложения. С Оренбургом получилось именно так.
– Вы люди разных поколений и производите впечатление разных людей. Как нашли общий язык?
Р.Д.: Никакого общего языка мы ещё не нашли (смеётся).
К.Ж.: Мы в поиске!
Р.Д.: Если серьёзно, тут главное не возраст, а владение профессией. У режиссёра в солидном возрасте режиссура может быть совершенно молодой. И, напротив, у молодого режиссёра – «застойной». В нашем деле важно звучать выразительно и интересно. В творчестве, особенно когда речь идёт о театре, надо чувствовать пульс времени, идти в ногу со временем, а ещё лучше, если повезёт со способностями, – опережать его.
К.Ж.: Если бы мы всё время были с Романом на одной волне, думаю, возникла бы некая замыленность. Нужно во всё добавлять немного отчаяния.
Р.Д. Мы оба не боимся экспериментировать. Это, пожалуй, наша общая черта. Я позволяю себе эксперименты вплоть до переделки, если не сказать – переписывания, текста. Знаю, что многие это не приветствуют и ставят в упрёк. Но считаю, что режиссёр имеет право на преломление всего.
К.Ж.: Тому, кто боится, лучше не заниматься искусством. Эта мысль должна культивироваться среди студентов во всех театральных и художественных учреждениях. Если не рискуешь, ты теряешь ощущение нерва. Всегда приходится быть на грани: получится или нет? При этом не помешает иметь немного самоиронии, чего не хватает Кавказу. У нас важно мыслить традиционно. Это слово наши люди очень любят, поэтому хорошо его всячески использовать, подчёркивать. Такое лихорадочное восприятие своей культуры, традиций немного отпугивает, честно говоря…
Р.Д.: Давайте не будем об этом. Я не склонен обсуждать и тем более осуждать то, что происходит у других, а не у меня. Давать какой-то анализ состоянию нашей культуры – пусть это делают другие. Я своей конкретной темой считаю конкретно наши постановки.
– Признаюсь честно, мне как зрителю больше нравится то, что вы делаете в драматическом театре, чем в музыкальном. Из особо впечатливших – «Потерянные» в Балкарском театре…
Р.Д.: Мне абсолютно всё равно, в каком жанре работать. Но бывает, после работы над оперой не хочется возвращаться к драматическому театру, настолько этот жанр увлекает.
– Но с оперой сложнее, должно быть.
К.Ж.: С позиции художника скорее дороже, а не сложнее. Оперы могут позволить себе большие города, большие театры с хорошим финансированием. На одни костюмы могут уйти миллионы, не говоря уже о декорации. Поэтому поставить оперу, особенно в маленьком театре, – это подвиг.
Р.Д.: Я работаю в Музыкальном театре много лет и долго не брался за этот жанр. Просто понимал, что знаний у меня недостаточно. Очень много готовился к тому, чтобы приступить к постановке первой оперы. Удивляет, когда режиссёры с ходу, не имея даже начального музыкального образования, смело берутся за этот жанр.
К.Ж.: Когда люди из сферы услуг по организации свадеб попадают в государственный театр, мы видим не лучший результат. Но многие зрители даже и не понимают, что плохо, а что хорошо. Вкус надо вырабатывать. Вот в Оренбурге мы познакомились с замечательным художником по свету, который был убеждён, что вкус нужно прививать насильно. Я против насилия в любом проявлении, но тут подумал и согласился. Некая доля давления на человека в деле образования необходима, чтобы не превратить всё в один большой рынок.
Р.Д.: Давайте всё же не будем об этом. Пусть каждый человек делает своё дело – и всё. У каждого свой зритель. Кому-то нравится одно, кому-то – другое. Человек волен выбирать сам. Насильно что-то навязывать – я против. Лично этим не занимаюсь и не собираюсь. Более того, не думаю, что я вправе это делать.
К.Ж.: Это как с профессией врача. Если человек делает свою работу хорошо, он вылечит человека. А если вместо того чтобы лечить, он начнёт красиво рассказывать о том, как надо лечить, человека он не вылечит. Если зритель видит хороший спектакль – это и есть лучшее, что сможет сделать режиссёр для его «лечения».
– Вы могли бы работать только ради денег?
К.Ж.: Любой труд должен оплачиваться. К примеру, стоматолог учится профессии одиннадцать лет, вкладывает массу усилий и денег в открытие своей клиники. И тут приходит родственник, который надеется на бесплатное лечение. Это должно быть не вопросом денег, а вопросом уважения труда человека. Специалист, если он не сумасшедший и не фанатик (а таких стоит избегать), не будет работать бесплатно. Как можно позвать человека строить твой дом за большое спасибо? Или как оформлять спектакль за бесплатно? Это немножко из Советского Союза, где ценился энтузиазм. Делать что-то за мощную идею – это, конечно, прекрасно. Но этому место в литературе для подростков. Чтобы как-то стимулировать именно эту возрастную группу. А когда у взрослого человека есть семья, обязанности, кредиты, ипотека и прочее, он обязан ценить и своё время, и свой труд.
Р.Д.: Если брать тот же Оренбург, там артисты неплохо зарабатывают. Люди замотивированы и финансово, и творчески. Потому это театр высокого уровня, куда желают попасть многие. Система у них контрактная: если в чём-то сплохуешь, распрощаются моментально. Когда в такой атмосфере работаешь, чувствуешь большую ответственность за то, что ты делаешь. Мы в результате получили и творческое удовлетворение, и хорошие деньги.
К.Ж.: Подмечу, что тут был вопрос далеко не гонорара. С Ромой мы сотрудничаем почти двадцать лет, и за эти годы впервые поставили спектакль в таком полноценном театральном коллективе. Тот случай, когда мысль о деньгах уходит на последнее место, и хочется просто поработать.
– Режиссёр контролирует процесс работы художника, или ему важен лишь результат?
Р.Д.: Важен процесс, чтобы прийти к результату, к которому хочется прийти. Бывает, Кантемир меняет моё начальное представление о том, что нужно для спектакля. И наоборот.
К.Ж.: Там, где появляется полный контроль, почему-то теряется качество. Тут важен элемент доверия. Если следовать только диктату режиссёра, то получится суховато. В живописи есть свои законы, своя архитектура, в которых не обязательно разбираться режиссёру. В «Потерянных» я предложил – Рома согласился, а в «Мачехе» – он изначально предлагал двухэтажную декорацию. Там моя идея – лишь винтовая лестница. Когда проезжал Хасавюрт, осенило. В Дагестане делают потрясающие винтовые лестницы, у них на это талант. Обычная лестница – техническая проблема. А когда винтовая, легче с декорацией, и вписывается хорошо.
Р.Д.: Кантемир сказал нужное слово – доверие. Я в то, чего не понимаю, не вмешиваюсь. Знаю, что он хороший специалист, и доверяю ему как художнику. «Мачеха Саманишвили» покоряет с первых минут, по личному признанию многих зрителей, профессиональной сценографией (выпускник ГИТИСа Кантемир Жилов – единственный дипломированный сценограф в Кабардино-Балкарии – прим.). Ко многим моим спектаклям писал музыку, делал аранжировки замечательный композитор Артур Варквасов. Ему я тоже доверяю. И тут справедливо указать, что у нас тандем не двух, а трёх – режиссёра, художника и композитора.
К.Ж.: Доверия заслуживает и художник по свету Митрич Зимченко. Когда человек разбирается в своей профессии, он выдаёт идеи, какие-то творческие решения, и они оказываются уместными.
Р.Д.: Когда Митрич начал что-то объяснять на словах, я поначалу подумал: что за ерунда? Но когда он это показал, я понял, что это сделает спектакль лучше. Оставалось только дать добро: классно, делай!
– Кантемир Анатольевич, лет пять назад вы в интервью нашей газете сказали, что собираетесь уходить из театра. Почему не ушли? Кто удержал, что удержало?
К.Ж.: Рома и удержал. Я пришёл к нему, говорю: всё, ухожу, надоело. У меня студия живописи тогда процветала, там я получал больше денег, и во мне не было того альтруизма, о котором мы говорили выше. Роман успокоил. Он знал, на какие точки надавить. К тому же и профессию сценографа я выбрал в каком-то смысле благодаря ему. Он взрастил меня творчески. Что-то у нас получается, что-то не получается, и да – не всегда находим общий язык. Но я не теряю в работе с Романом ощущения творческой свободы. Для меня это важно.
– Роман Каральбиевич, а вам не хотелось оставить театр?
Р.Д.: Я бы давно ушёл, но не знаю, куда. Всегда возникает вопрос: а чем я буду заниматься? Я не отношусь к своей работе фанатично и о какой-то особой миссии не заявляю. Я просто делаю то, что умею делать, то, чему обучался. Вот и всё.
Беседовала Марьяна Кочесокова
В общей творческой копилке режиссёра Романа Дабагова и художника Кантемира Жилова свыше тридцати работ, среди которых драмы «Вечно живые» (В. Розов), «Все мои сыновья» (А. Миллер), «Потерянные» (по мотивам романа Чингиза Айтматова «И дольше века длится день»), оперы «Иоланта» (П. Чайковский), «Травиата» (Дж. Верди), «Мадина» (М. Балов, Х. Карданов), оперетта «Аршин мал алан» (У. Гаджибеков) и другие.