Выпускник Российского института театрального искусства (ГИТИС) Кантемир Жилов – единственный человек в Кабардино-Балкарии, имеющий диплом по специальности «сценография» и не желающий более работать по этому профилю.
В начале наступившего 2019-го года, объявленного в нашей стране Годом театра, с ним встретилась корреспондент нашей газеты:
– Кантемир Анатольевич, легко ли быть сценографом в современном театре?
– В Нальчике? Современного театра здесь нет, если под словом «современный» понимать разного рода эксперименты над формой и содержанием или то самое «хождение в ногу со временем», требующее соответствующего финансирования.
Сейчас я с большим удовольствием работаю над детским балетом в Музыкальном театре вместе с Рамедом Пачевым. Это довольно любопытная вещь. И вот параллельно с этим у меня будет лебединая песня в Балкарском театре. Там с Добаговым ставим драму, какую – ещё не разглашаем. Кстати, удивительный театр по отношению людей, работающих там, к своему делу. Может, он сейчас не самый лучший в республике. Но в ближайшие лет пять Балкарский театр выйдет на хороший уровень, уверен. Там и хорошая дирекция, и актёры, с которыми приятно работать и которые любят работать. После этого спектакля я собираюсь уходить из всех театров насовсем.
– Почему?
– Я разочаровался.
– В чём?
– Это схоже с ситуацией, когда человек учится лет 10 на врача, а потом его оформляют в сельскую поликлинику лечить ветрянку. Театр не самая благоприятная почва для творческого роста. Спектакли ставятся за копейки и выглядят, соответственно, на копейки – вот и всё. Эскизы можно рисовать бесконечно, нон-стопом неделями, и от этого ничего не изменится. А театр – это же не нарисованные шариковой ручкой эскизы, пылящиеся где-то. Когда только два человека хотят что-то создать, а весь остальной «организм» сопротивляется – это тяжело.
Многих устраивает существующее положение вещей. И, если даже не устраивает, то как-то свыкаются. Мой отец, например, тоже художник. Многие из старшего поколения привыкли голодать, ходить в одном и том же несколько лет подряд. Для многих это норма, для меня – нет. Вообще, я плохо ощущаю искусство в плане, скажем, требования жертвы. Я считаю, что, если художник работает, ему надо платить хорошо. Мы, художники, – народ «материальный». Чтобы писать картины, мы, как и другие, должны есть обычные котлеты, не духовные.
Всё, что я мог выжать из театра для творчества, я выжал. Проработал во всех драматических театрах республики со многими режиссёрами и понял, что мне этого больше не нужно.
– А что нужно?
–В любом месте мне важна независимость. Я не хочу слушать другого, если этот другой не разбирается в том, в чём разбираюсь я. Мне сложно прогибаться. Не говорю, что со всеми плохо. Мне комфортно работать с режиссёром Романом Добаговым. Остальные все тоже замечательные мастера, просто я не их художник. А режиссёр и художник – это определённый тандем и отдельно друг от друга они не могут существовать в пространстве одного театра. Не скажу, что с Романом у нас всё отлично, но мы знакомы давно и какое-то взаимопонимание уже есть. Самое главное – он доверяет мне.
– Насколько важен эпатаж в вашей профессии?
– Эпатаж важен везде, где идёт работа с людьми, но не в дурном эстрадном формате. В любом случае важнее диалог. Интерес, проявляемый одним человеком к другому. Но и этот интерес тоже должен быть здоровым. Не такой, какой бывает у многочисленных родственников к нашим делам или как у бабушек-соседок на скамейке во дворе. Важно, чтобы преподаватели разговаривали со студентами, школьниками. Потому что для человека, помимо общения внутри семьи, важен и интерес извне. К примеру, приходит парень и говорит: «Я хочу рисовать отрубленные конечности». Не стоит его сразу относить к категории больных, чудовищ и изолировать. Невероятно талантлив как преподаватель художник Эдуард Мазлоев. Именно его бывшие студенты сейчас считаются у нас в республике лучшими, например, в области дизайна. Ниоткуда ничего не возникает. Куда вложено что-то, оттуда и получаем. И если возвращаться к театру, нам показывают то, что сами требуем. Если у зрителей, а зрителями являемся все мы с вами, будет желание увидеть что-то качественное, то будет хороший театр.
– Получается, не театр должен воспитывать зрителя, а зритель – театр?
– Всё изменилось. Раньше была идеология, программы, в рамках которой и воспитывали зрителя. Сейчас ставь всё, что хочешь. А хочется то, что приносит доход. А это – работать на потребу толпы. К примеру, то, что делают Кидакоевы, – это тоже театр на любителя. Да, юмор плоский, шутки пошлые, но они сами далеко не дураки. Почувствовали волну и стали хорошо зарабатывать. Наверное, они с радостью играли бы Шекспира и Чехова, но не это нужно зрителям.
– Театр как бизнес-проект?
– Всё должно быть бизнес-проектом. И образование, и медицина тоже. Бесплатно мы должны оказывать услуги только родителям, детям и ещё, может, братьям, сёстрам. Мне лично нравится, что появились многочисленные платные образовательные центры. Школьник сейчас может пробовать себя в разных направлениях – робототехнике, лепке, информатике, в чём угодно. Не понравилось в одном месте – идёшь в другое.
– А не получается, что всё время пробуя, мы получаем поверхностные знания по всем направлениям и ничего углубленного по одному?
– Вот это опасение «недополучения» чего-то важного есть у многих в головах. Я считаю, что стоит легче ко всему относиться, не отяжелять. С лёгкостью менять работу, образ жизни, образ мышления, места жительства, пробовать новое, быть более подвижным. Я стараюсь обходить стороной «неподвижных», неподъемных людей. Не дай бог таких иметь в друзьях.
– А много друзей?
– Нет, конечно.
– Почему «конечно»? Иметь много друзей плохо?
– Это просто невозможно. Много знакомых, а друзей… Один, два – и хватит.
– Вы противопоставляете себя отцу по образу жизни. Есть что-то, в чём вы с ним согласны?
– Согласен с тем, что искусством надо заниматься серьёзно. Я не могу. Я ещё не могу этим заниматься в формате «национальном», опять-таки востребованном тут. У нас всего черкеска и шашлык – и все с ума сходят от этого. Чем малочисленнее нация, тем больше она сходит с ума на почве своего «исторического значения». И устремленности в будущее нет. Все копаются в прошлом, часто додумывая, придумывая историю. И не дай бог, у жлоба предок окажется не князем.
Но даже в этом нездоровом интересе к своей национальности есть плюс. К примеру, черкески стали шить хорошо, красиво. Уже смотреть более приятно. В коммерции всегда есть конкуренция, что повышает качество оказываемой услуги. И я верю, что мы ещё переживём эту болезнь зарабатывания денег и только.
Синдром «побольше ухватить» пошёл из 90-х, и мы до сих пор от него не избавились. А сейчас уже даже не «нулевые». Начнём думать о вещах более ценных, вечных. Появится хороший вкус.
Беседовала Марьяна Кочесокова