Нальчик

Есть есть

За Тамбуканом еды нет. Говорю это вам, как человек, уезжавший по Баксанскому шоссе на север. Гастрономический рай, который вам обещают в житницах и здравницах, остался только в фильме Гайдая с героем, приехавшим на Кавказ в этнографическую экспедицию. С голоду вы, конечно, не умрете, но жителям города с уменьшительно- ласкательным названием, рифмующимся с мальчиком, есть с чем сравнивать, поэтому даже самые успешные люди, осевшие за пределами КБР, всегда вспоминают вкус нехитрых, но натуральных блюд, которые можно даже «на вынос».

Я видел автобусы, отъезжающие с автовокзала в направлении столицы нашей Родины. В них еда и вода придуманная Кудалиевым ещё в прошлом веке. Дистрофией и недоеданием, студенты грызущие гранитную крошку в Москве, и люди уехавшие за финансовой мечтой, возможно и не страдают, но еда еде рознь и курица, ещё вчера задорно бегавшая по огороду где-нибудь в Заюково, сильно отличается от рябы, умерщвлённой и ощипанной искусственным интеллектом. Особым потрясением для меня недавно стал большой казан, плотно закрытый крышкой и замотанный пленкой в несколько слоев. Его грузили в багажник двухэтажного автобуса. Водителя, судя по всему, эта картина нисколько не удивляла: он и не такое видел. В нем были не мощи святого Хажисмеля, отправляющегося в последний тур по Золотому кольцу. Домочадцы посылали своим близким барашку в собственном соку. Почему-то вспомнился анекдот про магарыч и барана, который учится в Москве. Мой друг, давно и плотно осевший в городе, по которому звонят колокола говорит, что ему часто снится один и тот же сон: он, обливаясь жиром, вгрызается в чебурек на Куанче и жадно запивает нездоровую пищу кудалиевкой. Эротические сны с участием шашлыка, хичинов и лакумов с жаубауром снятся всем, кто не привык напрасно вырабатывать желудочный сок вдали от малой родины. Дым мангала Отечества пахнет особенно. Он пахнет мясом, а не тем, что считают им смуглые люди из Закавказья, подающие какие-то жаренные кусочки, натыканные на зубочистки. В городе у моря, женщина с шестым размером глаз и не меньшим размером алчности, пыталась разогреть для меня шашлык в микроволновке. Ну как шашлык, куски вещества неизвестного происхождения, которая она называла именем благородного блюда. Я видел людей, которые нашу пасту называют пшенной кашей и едят ее с хлебом, который называют хлебом. А сыр? Я, конечно, понимаю, что белорусский пармезан давно затмил белорусских партизан, но та замазка для деревянных окон сыром никогда не была и не будет. И мифический адыгейский сыр надо заказывать на конспиративных квартирах через контрразведку Майкопа. Пусть не обидятся на меня родственники, но такого сыра по-моему уже нет. Бренд есть, а сыра нет. Это как мечта Остапа Бендера, разбившаяся о берега придуманного им рая. А у нас сыр есть и его можно есть. У нас есть все, но мы как-то не можем это подать и в прямом и в переносном смысле. Наша вода из-под крана, по органолиптическим данным, превосходит бутилированную воду лучших мировых производителей, а мы ею банально поливаем огороды. Вы пробовали воду из-под крана в других городах? И не пробуйте. В лучшем случае вас пронесёт, в худшем — вы мутируете. Моя бабушка, которую выслали с родины ещё в первую волну раскулачивания, говорила, что умрет только тогда, когда попьёт воды из Баксана. Так оно и случилось. И когда меня спрашивают, почему в Кабардино- Балкарии люди такие добрые и терпимые, я отвечаю, что при правильном подборе белков, жиров и углеводов нельзя быть другим. И бросьте в меня баранью лопатку, если это не так, и спросите у тех, кто откочевал за Тамбукан, за которым еды нет. Впрочем, я не столько о еде, сколько о том, что мы имеем и не храним, а потерявши плачем.

Арсен Булатов, главный редактор