Нальчик

Импрессионист от литературы

22 октября исполнилось 150 лет со дня рождения Ивана Алексеевича Бунина – русского писателя, ставшего первым русским лауреатом Нобелевской премии по литературе и жившего последние годы своей жизни в статусе символа первой эмигрантской волны и литературы русского зарубежья.

Во многом этот ореол сопровождает образ поэта по сей день. Но вообще, помимо этих обстоятельств – местами драматичных, а триумфальных – Бунина окружает масса стереотипов. В последнее время вообще с особенным удовольствием тиражируются цитаты Бунина с оценками других писателей, или его безапелляционных мнений по любому поводу. Во многом они сегодня и определяют то насмешливо-добродушное отношение к нему, которое сегодня очевидно. И, с одной стороны, это сокращает дистанцию между читателем и писателем, но, с другой, в какой-то степени обесценивают его значение для истории российской культуры и литературы. Словно бы ничего, кроме этих забавных бескомпромиссных заявлений он после себя ничего не оставил. Конечно, это не так. И Бунин гораздо шире, чем его бытовые взгляды, а его творчество порой глубже, чем даже он сам его оценивал, а он в оценках своей роли в литературе совершенно не ограничивал себя. Многое о писателе нам понятно и заучено со школьных времен: наследник традиций классической русской литературы, который фактически подвел под этой традицией черту. Собственно, за это он и был удостоен Нобелевской премии, формулировка Шведской академии гласила: «за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы». Иван Бунин и сам усердно поддерживал этот стереотип и, может быть, даже начал его распространять. Он всю жизнь рьяно отнекивался от влияния модернистских течений. Но парадокс в том, что так или иначе они имели место в его творчестве, даже если сам он (вдруг) об это не догадывался. Цикл рассказов «Темные аллеи» был написан в эмиграции, и основной пафос его – тоска по оставленной России. Порой Бунин пишет так, словно бы никакой революции никогда не было и не будет, порой описывает судьбы, которые исполосованы историей. Некоторые из рассказов почти бессюжетны, а другие – насыщены событиями. Но о чем бы ни писал, то, как он пишет, порой ближе всего подходит к живописному методу импрессионистов. Кажется, никто до него (по крайней мере, по-русски) не улавливал так остро суть настроения и даже оттенков настроения – впечатлений. Динамичных, непостоянных, неповторимых настроений и впечатлений. Его слова, словно мазки кисти, и как цвет перетекает у Клода Моне из одного оттенка в другой. Так Бунин создает в своих рассказах совершенно различные настроения внутри одного абзаца – от умиротворения до беспокойства или даже тревоги. И почти всегда это достигается через описание природы, которые на школьных уроках литературы мы считали самым скучным, а с возрастом понимаем, что это, возможно, самая интересная часть в любом произведении. Мы находим это и в «Качелях», и в «Часовне» и, конечно, в «Смарагде»: «Ночная синяя чернота неба в тихо плывущих облаках, везде белых, а возле высокой луны голубых. Приглядишься – не облака плывут – луна плывет, и близ нее, вместе с ней, льется золотая слеза звезды: луна плавно уходит в высоту, у которой нет дна, и уносит с собой все выше и выше звезду». Марина Битокова