Нальчик

«Ведь нужно, чтобы кто-то стоял у кормила»

Балкарский театр представил зрителю «Антигону» по пьесе французского драматурга Жана Ануя в постановке Магомеда Атмурзаева. Перевел произведение на балкарский Абдуллах Бегиев

Трагедия Антигоны, поведанная кода-то миру Софоклом, а затем переосмысленная и переписанная Жаном Ануем на фоне событий Второй мировой войны, остается привлекательной для постановщиков по сей день.

Возможно, потому, что природа человека не сильно изменилась за последние дветри тысячи лет. Во всяком случае, противоречия между чувством и долгом, счастьем одного и благополучием большинства, властью и народом, правителем и героем, эволюцией и революцией по сей день остаются нерешенными. История театра знает немало спектаклей по этой пьесе. В том числе такие известные, как постановка 1966 года Львова-Анохина с Евгением Леоновым и Елизаветой Никищихиной в главных ролях.

Постановка МХАТа им. Чехова 2001 года. И огромное количество разнообразных современных трактовок, включая вариацию кукольного театра. Любопытно, что к этой же пьесе обратился и ученик Александра Сокурова Олег Хамоков, взяв ее за основу к сценарию короткометражки 2015 года, где Креона сыграл недавно ушедший из жизни Олег Гусейнов. Режиссер Магомед Атмурзаев представил зрителю мощное самостоятельное высказывание, максимально эмоциональное и нетривиальное.

Сценография Тахира Черкесова, музыка, созданная Артуром Варквасовым специально для спектакля, костюмы – все кричит о том, что Балкарский театр готов к оригинальным и нестандартным ходам. По большому счету пьеса – диалог, битва между двумя мировоззрениями. Царь Креон должен казнить нарушившую его приказ племянницу, посмевшую похоронить брата-мятежника.

Это очередная история о том, как «тяжела шапка Мономаха», ибо быть царем, императором, вождем, президентом – это всегда мучительный выбор и чаще всего одиночество. Юная, бескомпромиссная, не знающая жизни Антигона, следует за своими чувствами и книжными идеалами. Ее героизм безумен, демонстративен. Она восстает против гигантской машины-системы, как преграждает путь танку безоружный человек, прекрасный в своем отчаянии. Креон Софокла, скорее, отрицательный персонаж, идущий по головам ради жажды власти. Креон Ануя и Атмурзаева – тот, кто тащит на себе гигантский груз ответственности: «Ведь нужно, чтобы кто-то стоял у кормила! Судно дало течь по всем швам. Оно до отказа нагружено преступлениями, глупостью, нуждой… Корабль потерял управление. Команда не желает ничего больше делать и думает лишь о том, как бы разграбить трюмы, а офицеры уже строят для одних себя небольшой удобный плот, они погрузили на него свои запасы пресной воды, чтобы унести ноги подобру-поздорову. Мачта трещит, ветер завывает, паруса разодраны в клочья, и эти скоты так и подохнут все вместе, потому что каждый думает только о собственной шкуре… и о своих делишках. Скажи на милость, где уж тут помнить о всяких тонкостях, где уж тут обдумывать, сказать «да» или «нет», размышлять, не придется ли потом расплачиваться слишком дорогой ценой и сможешь ли ты после этого остаться человеком?»

Возможно, поэтому образ корабля стал основой сценографии спектакля. Во всяком случае, схожая с остовом судна конструкция, с веревками, напоминающими кнехты, придала постановке странности в лучшем смысле этого слова. А с другой стороны, помогала актерам существовать на сцене. Ее канаты превращались то в качели, то в укромное место влюбленных, то в удавку… Мажит Жангуразов продемонстрировал, как своими фирменными крещендо может манипулировать эмоциями зрителей. Но — надо отдать должное — молодая актриса Саида Жангуразова не уступала мэтру. А порой и вовсе побеждала, используя свое природное нервное обаяние, как Давид — пращу против Голиафа.

Тандем Креон-Антигона был настолько хорош, что сослужил плохую службу. Потому что остальные персонажи на фоне этой величественной природной химии смотрелись просто лабораторными опытами. Стражники выглядели неоправданно комично и больше походили на охранников супермаркета. Образы няни, сестры, мальчика-шута, мужчины-хора показались очевидно вспомогательными.

В отличие от древнегреческой трагедии, где, по закону жанра, трактовка персонажей весьма однозначна, в «Антигоне» Ануя можно голову сломать, решая, на чьей стороне правда. Если у Софокла Антигона – героиня, восставшая против человеческих жестоких законов ради законов божьих. То во французской версии Антигона – отчаянная идеалистка, которая все же перед лицом смерти вдруг понимает: «Я уже не знаю, за что умираю». Кто-то выбирает жизнь и простое человеческое счастье дышать, чувствовать, любить, оставлять потомство. Кто-то — свободу, равную смерти.

Как тот горьковский сокол, для которого счастье – в битве. Антигона по сути выражает мысль, так прекрасно оформленную певцом революции Горьким, который видел в прекрасной и безумной смерти сокола особый смысл: «О смелый сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Но будет время – и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света».

Поет ли безумству храбрых песню Магомед Атмурзаев? Прелесть этой постановки в том, что режиссер не дает однозначного ответа. А две главные противоборствующие правды настолько убедительно и страстно сыграны актерами, что выходишь из зала в крайнем смятении. Что достойнее? Красиво умереть, в одно мгновение покончив с земными страданиями? Или жить с грузом вины, ответственности, слыть тираном и быть ненавидимым теми, ради кого пожертвовал самым дорогим?

Алена Мякинина

Фото: Тамерлан Васильев