«…Как трагик в провинции драму Шекспирову, носил я с собою и знал назубок, шатался по городу и репетировал». Думается, что в последний год концентрация Шекспира в воздухе Нальчика зашкаливала, ибо сколько актёров балкарской драмы «шатались» так по городу, нося в головах и сердцах великие тексты к премьере «Отелло». Как причудливо тасуется колода — Шекспир – Пастернак — Кулиев. Знаменитые пастернаковские трактовки гениального англичанина – тема отдельного разговора. Как и перевод Кулиева, который балкарский поэт делал не с подстрочника Шекспира, а именно с версии Пастернака. Так что для любителей «трудностей перевода» эта великая лингвистическая игра – ещё один повод прийти в Балкарский драматический театр и посмотреть спектакль в постановке режиссёра Магомеда Атмурзаева.
Ждали трагедию долго — полтора года, если не больше. И в театральной среде республики, и среди горожан, предпочитающих Мельпомену иным обитательницам Парнаса, постановка успела обрасти слухами, а интерес достиг ровно той кондиции, когда треск провала, и фанфары успеха могли прозвучать одинаково громко. И, похоже, в премьерный вечер это были всё же фанфары.
Несомненно, это версия, в которой картинка играла не менее важную роль, чем игра актёров. Художник–постановщик Аслан Уянаев раскрыл всю красоту чёрного, цвета тьмы – гламурный глянцевый, ласкающий бархатный, матовый кожаный, отражающий свет роскошный парчовый… И в этой симфонии ахроматизма только одна деталь в цвете – бордовый подбой плаща Яго (сложно удержаться от аналогии с другим — белым с кровавым подбоем).
Венецианский шик так преобразил физиологию актёров балкарского театра – щиколотки, бёдра, икры, талии, ключицы кадыки и плечи – все это заиграло непривычной раннебарочной красотой. Пожалуй, просто на подиумный проход в этих костюмах не жалко приобрести билеты. Но… Порой артисты и вели себя как модели, а не живые люди. Уж слишком часто второстепенные персонажи застывали в непрописанных немых сценах. Но общая атмосфера ожившего фантазийного живописного полотна нивелировала этот недостаток актёрского существования на сцене.
Смелое контрастное решение – такие подробные костюмы и такая условная сценография. Чёрные ящики, похожие на кофры для аудио-оборудования, как детали огромного конструктора, на глазах у зрителей собирались в необходимый интерьер. То и дело возникало ощущение присутствия на музыкальном шоу. Подсвеченные изнутри блоки-подмостки, нет-нет да и подбрасывали аналогии с танцполом диско-бара. А обилие светоотражающей синтетики в сцене удушения и свечи отправляли в клипы готического рока. Задний экран отработал качественно, добавив ощущения кинематографичного нуара всему происходящему. Виды Замка Отелло и бушующего моря, преображённые чб-фильтром с предельным «столкновением», нагнетали предчувствие беды.
Музыка Артура Варквасова в очередной раз убеждает, что этот композитор – дар театральному искусству Кабардино-Балкарии. Он не пустился в предсказуемые стилизации и отдал должное не форме, а содержанию, а если быть ещё точнее – атмосфере постановки. В немалой степени благодаря его саундтрекам в спектакле нарастает ощущение тревоги и приближающейся катастрофы. Отчётливо слышны темы трёх главных персонажей: Дездемоны – предельно чистая и незамутнённая сложными композиционными решениями, словно естественные природные вибрации; Отелло – воплощённая боль, сомнение и метания между разными берегами собственной души; Яго – металлическая, с переусиленным клавесином, к финалу уже зияющая атональными червоточинами.
Бесспорное удовольствие – драка (захотелось увидеть какой-нибудь спектакль в балкарской драме, где сценическое фехтование длилось бы гораздо дольше, настолько хороши были парни в этом деле). И за наше удовольствие актёры заплатили месяцами неустанных тренировок. Не просто драка — пьяная, на ограниченном пространстве, урезанном периметром дополнительных подмостков. В хмельном хаосе и раскоординированной алкоголем пластике прочитывалась предельно трезвая хореография специалиста. И этот специалист – Орусби Шаваев. Он же с нуля изготовил всё холодное оружие для спектакля. Чтобы металл звучал и брызгал искрами, как полагается.
В роли «честного Яго» – Арафат Гогуев. Он ещё не Князь тьмы, но явно наследник титула. Это начинающий Люцифер, только пробующий свои силы. Возможно, поэтому его злодейство слишком прямолинейно, очевидно и суетливо. Кто знает, возможно, через несколько спектаклей этот персонаж из беса дорастёт до самого Сатаны.
Яго своего рода режиссёр всего происходящего, дрессировщик земных тварей. Не потому ли на сцене ещё одни подмостки. Не мизанбим ли это – художественный рекурсивный приём сна во сне, картины в картине, театра в театре. А если ещё вспомнить шекспировское «Мир – театр; в нём женщины, мужчины, все – актёры…», то и зрители становятся частью этой техники, означающей в переводе «перемещение в бездну».
В руках Яго – кнут, которым Арафат Гогуев владеет бесподобно, извлекая сверхзвуковые щелчки страха и подчинения. И персонажи послушны дрессировщику в надежде получить свой кусок мяса в виде самых разнообразных наград и поощрений. Кто-то, как Родриго, — вожделенную Дездемону; кто-то, как Кассио, — потерянное расположение начальства и чин; кто-то, как Эмилия, — благосклонность мужа, который судя по всему давно уже не ставит её ни во что как женщину; кто-то, как Отелло, – отмщение за уязвлённое самолюбие и попранную честь.
Мажит Жангуразов – мощный, помолодевший в гриме мавра лет на двадцать – демонстрирует чудеса актёрской щедрости. То, как убедительно он сходит с ума от ревности и подозрений, как заполняется мраком его ещё недавно светлая душа на глазах у зрителей, не может не взволновать.
Сцена убийства Дездемоны – одна из самых растиражированных и обсуждаемых в искусствоведении и даже криминалистике. Борис Пастернак взял на себя ответственность и, следуя за текстом Отелло «Так, так…», добавил ремарку о том, что с этим двумя словами мавр наносит два ножевых удара. Магомед Атмурзаев также берёт на себя ответственность и позволяет себе решить эту сцену по-своему. Отелло душит Дездемону не руками, а кнутом. Явная аллюзия на то, что мавр лишь слепой исполнитель дьявольского плана Яго. В трактовке балкарской драмы сцена убийства превращается практически в битву света и тьмы. А муки и судороги Отелло напоминают экзорцизм.
Финал – огромные морские валы вот-вот хлынут с экрана на сцену, где в темноте восстаёт Яго над алым языком преисподней.
Магомед Атмурзаев: «На сцене надо думать»
Мы поговорили с режиссёром Магомедом Атмурзаевым.
— Местное театральное сообщество так долго ждало вашего «Отелло».
— Такие вещи быстро не делаются. Это большая постановка во всех смыслах. Даже если говорить просто о времени: из трёх с половиной часов я сделал два часа сорок минут, больше уже невозможно было сокращать. Только на «застольный период» ушло несколько месяцев. Потому что мы имеем дело с переводом Кайсына Кулиева. А это богатый, чистый, сложный балкарский язык, на котором сейчас говорят единицы. Вот я и работал буквально над каждым словом – над смыслом, произношением, ударениями.
— «Отелло» часто трактуют до неузнаваемости. Вы тоже дали своё прочтение.
— Да, я видел много версий. Но в нашей трактовке хотелось сделать акцент на внутренней чистоте Отелло. Я испытываю симпатию и сочувствие к этому немолодому воину, которого преобразила любовь, мне жалко этого огромного, до ужаса наивного человека. Но дьявол Яго разрушает эту чистоту. Посмотрите вокруг – разрушение этой чистоты происходит и сейчас. Ведь по сути меняется внешнее, форма, а человек остаётся тем же.
— Такое ощущение, что вы вините исключительно Яго, но не самого Отелло. Поэтому мавр душит Дездемону кнутом?
— Конечно, это Яго подложил ему его. Отелло не умеет убивать руками, без оружия. Он постоянно смотрит на свои руки, предпринимает одну попытку, другую – не получается. И крича, сам не понимая, что творит, в состоянии аффекта совершает это.
— Вы с самого начала имели в виду Мажита Жангуразова в роли Отелло?
— Конечно. Как говорится, если у тебя нет Лира, не надо браться вообще. Кстати, если я когда-нибудь решусь поставить «Короля Лира», главная роль тоже будет Мажита. Это мощный актёр, он за каждый спектакль теряет два-три килограмма – такая самоотдача.
— Но, по-моему, Арафат Гогуев в роли Яго не уступал мэтру.
— Арафат Гогуев – это открытие. Это мыслящий актёр, а на сцене надо думать в первую очередь.
— Невооружённым глазом видно, что спектакль не «слепили из того, что было». Необычные подмостки с подсветкой. Костюмы – произведения искусства…
— Спектакль выиграл конкурс на грант Главы КБР. Он изначально задумывался как фестивальный, это не бытовая каждодневная постановка. Станки с подсветкой, символизирующие корабль, мы заказывали специально в Подмосковье. Костюмы стоят немалых денег – ведь это тончайшая работа. Всё холодное оружие было сделано с нуля Орусби Шаваевым в его мастерской. Написана музыка Артуром Варквасовым. И много чего ещё… Спасибо, что дирекция театра в финансовом плане всегда идёт навстречу.
Алёна Мякинина
Фото: Елизавета Ясиновская
В спектакле заняты:
Отелло – Мажит Жангуразов, Дездемона – Саида Жангуразова, Мариям Темиржанова, Яго – Арафат Гогуев, Кассио – Мурат Гиляхов, Эмилия – Асият Атмурзаева, Светлана Байтуганова, Родриго – Аскер Сарбашев, Шахым Байдаев, Дож Венеции – Тахир Жулабов, Тауби Мизиев, Лодовико – Зариф Бапинаев, Хаждаут Бичиев, Монтано – Солтан Мирзоев, Брабанцио – Орусби Шаваев, Бьянка – Халимат Алтуева, Глашатай – Мухаммат Жашуев, 1-й сенатор – Жемал Мисиров, 2-й сенатор – Зариф Бапинаев, Хаждаут Бичиев, горожане – Марат Джаппуев, Жемал Мисиров, Мухаммат Жашуев, Шахым Байдаев, Аскер Сарбашев.