В музее изобразительных искусств им. А.Л. Ткаченко уже третью неделю экспонируется выставка «Приглашение в Приэльбрусье», автор работ – художник Ауес Дзагалов. Из названия можно понять, что в абсолютном большинстве это пейзажи: горы, перелески, озёра и реки. И вся география тоже местная: Теберда, Домбай, Приэльбрусье, Черекское ущелье…
Нет, хоть убейте, не могу я говорить об этом событии официальными приглаженными фразами: тут нужны цветы, овации, музыка или хотя бы восторженное придыхание. В качестве иллюстрации – личное наблюдение: одновременно со мной по залам музея бродил пожилой мужчина – дядька как дядька. Такие обычно не по музеям ходят, а по мелким поручениям жены: в сберкассу, в магазин или внука из школы встретить. Мужчина переходил от картины к картине, вздыхал, крутил головой. Видимо, его распирало от желания поделиться впечатлением, но я почему-то не вызывала у него доверия. Тут он увидел молодую художницу Эдит Нестеренко (о ней мы писали в позапрошлом номере) – она как раз занималась развеской своих работ в окнах музея – и горячо заговорил: «Ну почему, почему здесь нет детей?! Вы как работники музея должны – нет, просто обязаны организовывать экскурсии, приводить сюда детей. Им необходимо видеть эти картины! Именно такая живопись поможет воспитывать в них патриотизм, любовь к родному городу, краю, к Родине в целом». И, не слушая возражений Эдит о том, что она не работает в музее и организация экскурсий никак от неё не зависит, закончил в неожиданно идиллическом тоне: «А я словно на полвека назад перенёсся – до чего же прекрасен старый Нальчик!». Если вас заинтриговал этот искренний призыв пожилого человека, ещё не поздно – выставка работает до 11 декабря.
Скажу сразу: я не искусствовед, и квалифицированного разбора на птичьем языке профессионалов ждать от меня не приходится. Живопись я оцениваю, пользуясь самым простым критерием: «нравится – не нравится». Правда, «нравится» ещё подразделяю на «хотелось бы повесить у себя дома» и «не хотелось бы». Например, мне очень нравится портрет Николая II работы Валентина Серова – так называемый «Портрет в тужурке». Но дома я бы его не повесила, даже если бы это была очень хорошая репродукция. А вот портрет маленького Мики Морозова того же художника повесила бы с удовольствием. Почему? Не знаю почему! Так вот, если вернуться к выставке Ауеса Дзагалова, то любую из его работ я бы с радостью поместила в своём доме. А если уж совсем обнаглеть и представить, что у меня есть право выбора, это был бы какой-нибудь вид старого Нальчика.
В коротенькой биографии художника, вывешенной у входа, сказано, что он работает только на пленэре. Ну, тогда становятся понятны эти широкие, брутальные, решительные мазки, которыми написано большинство его горных пейзажей. На природе художнику не до мелкой техники, он должен торопиться, чтобы не упустить короткий миг, вдохновивший его. А мне вдруг стало понятно, почему я вспомнила именно полотно Серова – мне ведь многие картины нравятся, но подсознание выбрало именно эту, и неспроста! А дело в том, что портрет выполнен в той же технике – крупными, широкими мазками. Серов торопился, поскольку тоже писал с натуры. По свидетельству очевидцев, портрет был закончен всего за два сеанса. А его серо-голубая гамма – такая же, как на многих горных пейзажах Ауеса. Вот такая перекличка поколений…
Судя по подбору картин на выставке, любимое время года у художника – это, конечно же, осень. Если не считать тонкой нотки грусти, которая априори присутствует в любом осеннем пейзаже, Дзагалов с радостью впитывает и передаёт на полотне ослепительно яркие жёлтые, багряные, лазурные тона, на которые так щедра осень в предгорьях. И ещё одно пристрастие художника можно угадать по картинам: его «хорошее отношение к лошадям», говоря словами Маяковского. Этот верный друг и надёжный спутник кавказского мужчины на протяжении многих веков частенько присутствует на картинах Ауеса. Здесь техника художника меняется как по волшебству: лошадок он выписывает тщательно, любовно, с филигранной точностью. И они словно отвечают ему взаимностью: даже запряжённые в крестьянскую телегу, лошади у Дзагалова изящны, стройны и длинноноги, как балерины.
И вот, наконец, мы добрались до городских пейзажей. В силу возраста Ауес, конечно, не мог писать их с натуры. Это реконструкция – пусть не такая древняя, как у Васнецова, но для нас, нальчан, гораздо более близкая и интересная. Художник ставит в центр композиции здание, реально существующее и сегодня, а окружение додумывает, до-фантазирует, если можно так сказать. Например, ракурса, с которого написан кинотеатр «Победа», сегодня не существует. То есть улочка никуда не делась, но строений, образующих её, давно нет, а может, и не было никогда. Но все подробности потрясающе достоверны: и полуразрушенный сарай – не сарай, барак – не барак, и развешанное на верёвке бельё, которое треплет ветер, и телега, гружёная мешками и флягами так, что не видно тянущего её ослика, и старый возница в белой войлочной шляпе, и куры, беззаботно разгуливающие посреди улицы. Всему этому веришь «до печёнок-селезёнок», и наворачивается слеза умиления. Разве что в прохожих я немного усомнилась: городские дамочки и до войны не ходили в платьях «в пол», уже носили юбки покороче. А осликов, плюшевых ушастых тружеников, я видела в городе и в 60-х: они так же покорно тащили свои тележки, а на воротах горбольницы даже висело строгое объявление: «Гужевому транспорту въезд запрещён!».
А теперь я хочу объясниться в любви. Картину «Улица Суворова» я увидела вначале на фото. Увидела и влюбилась. Несколько дней картина жила во мне, звучала, как далёкая мелодия, звала к себе. И, как ребёнок за гаммельнским крысоловом, я пошла на выставку прежде всего затем, чтобы увидеть её. Ходила по залам и нарочно оттягивала миг встречи. А увидев наконец, поняла: это действительно любовь! Я даже описывать её не хочу – ну как можно описать фигуру обожаемой женщины?! Она вся совершенство – и женщина, и эта картина. С этого дня моя жизнь стала чуточку счастливее – оттого, что есть на свете художник Ауес Дзагалов, есть эта его картина, и ещё многие-многие люди смогут увидеть её и замереть от счастья, от радости узнавания и от щемящей тоски о чём-то ушедшем навсегда…
Напоследок немного пофантазирую. Если бы у меня было много денег, я бы заказала Ауесу Дзагалову большую серию видов старого Нальчика – к сожалению, он и без того невелик, а под натиском строительных фирм скоро исчезнет совсем. Вы ведь наверняка помните, как буквально в один день исчезла гостиница «Нальчик»? Потом выкупила бы дом Балкаруковых – тот, что с балконами на цепях, отреставрировала и открыла бы филиал музея изобразительных искусств. Устроила бы там постоянную экспозицию картин Ауеса и назвала бы её без затей, в подражание нынешней выставке – «Приглашение в старый Нальчик». А там, глядишь, и другие художники захотели бы принять участие в этом проекте. Я даже представляю себе звуковое оформление – меланхолический наигрыш шикапшины. Что, хороша картинка? Мне тоже нравится. Но вот беда, по пословице, бодливой корове бог рогов не даёт: у меня таких денег нет, а меценатов на горизонте что-то не видать…
Но верить в чудо так хочется! А вдруг?..
Наталья Панарина