Отмеченную разными критиками тенденцию «театр становится активным только на грани выживания», похоже, подтверждает и наш Балкарский театр. Не имея ни своего здания, ни современного оборудования, ни узкоспециальных кадров, необходимых современному театру, он продолжает удивлять публику яркими постановками.
Корреспондент нашей газеты побеседовала с его директором, народным артистом КБР Мажитом Жангуразовым:
– Мажит Байдулахович, на каком этапе находится сейчас реконструкция здания Балкарского театра? Скоро ли труппа вернётся в родные стены?
– Хорошо, что мы начинаем разговор именно с этого вопроса – самого наболевшего для нас. Состояние «расквартированности», неимение своего здания нам очень мешает в работе уже четвёртый год. Тяжело сплотить коллектив в таких условиях. Когда 2019-й год объявили Годом театра, мы были очень рады, потому что появилась большая надежда, что именно в этом году символично и торжественно мы вновь заселимся в родное здание. Но этого, к сожалению, не случилось.
Однако сделано немало. По многим параметрам здание уже соответствует нормам театрального помещения. Работы выполнены на 80 процентов. Изначально это было типовым зданием, специально спроектированным для нужд политпросвещения. Там не было никакой акустики – со всех сторон сцены – окна. Не было также многоярусности в зрительном зале – один смотрел в спину другого. Сама сцена была на низком уровне, без «карманов», что не позволяло особой свободы с декорациями. Все эти недостатки сейчас устранены, приведены в порядок все комнаты (уборные, гримерные) и все цеха.
– Многие, в том числе и ваши зрители, уверены, что Дворец театров на проспекте Шогенцукова всё-таки достроят. Если это случится, как вам сама идея нахождения всех театров республики в одном здании?
– Каждый театр – отдельный организм, отдельная семья. И эта семья не хочет жить в общежитии. Представьте, например, в Москве все театры на Театральной площади поместят в здание одного Большого театра. Это будет нелепость. Имея один цех и одно руководство на всех, невозможно будет требовать разноликости. Все театры разные, и эту разность стоит сохранить. К тому же, при такой системе неизбежны неудобства и конфликты, что будет мешать творческому процессу.
И при нынешней проблеме «бездомности» нам всё-таки удаётся оставаться почти нормально функционирующим театром. В этом году, помимо премьерных постановок, успешно участвовали в четырёх фестивалях: «Тысяча дыханий и один голос» (в турецком городе Конья), «Сцена без границ» (г. Владикавказ), «Южная сцена» (г. Нальчик), «Федерация» (г. Грозный).
Фестиваль в столице Чечни прошёл впервые, но организаторы обещали сделать его ежегодным. Он особо важен для нас, так как делает акцент на театры малых народов и сохранении их посредством национальных языков. Со знанием родного языка у всех малых этносов сейчас большие проблемы. Дети практически перестали разговаривать на языке своего народа. И театр, помимо функций творческих, берёт на себя и просветительскую функцию.
– А сами актеры насколько хорошо владеют родным языком?
– Труппа состоит из 34 человек. 90 процентов хорошо владеет родным языком, но есть проблемы с молодыми актёрами. Они говорят с акцентом на балкарском языке, и это для нас тревожный сигнал. Ещё среди зрителей такая проблема: есть часть балкарской молодёжи, которая не может смотреть спектакли без синхронного перевода на русский.
Мы теряем язык, мы теряем самобытность. Так мы можем раствориться полностью. И эта проблема не только у балкарцев, но и у всех малочисленных народов. Театр и призван бороться с этим, отстаивать ценности, которые передались нам через язык от наших предков.
А с актёрами идёт постоянная работа. У них должно быть чёткое понимание того, что без глубокого знания балкарского языка, всех его тонкостей им в балкарском театре делать нечего. Либо уйти из профессии вовсе, либо пойти в русский театр.
– ТЮЗ не ставит спектакли на национальных языках. Не остаются ли дети без спектаклей на кабардинском, балкарском языках?
– Мы увеличили в репертуаре число сказочных постановок (пять вместо прежних двух) и играем на двух языках. Всем театрам можно было бы повернуться и к подросткам. Для них практически ничего не ставят. Да, они ходят на спектакли для взрослых, понимают. А вот настоящих драм, выходящих именно на их вопросы, затрагивающие их возрастные проблемы, нет. Молодые режиссёры могли бы этим заниматься.
Театр в своих зрителях не выделяет отдельную возрастную группу от 13 до 20 лет и даже до 25 лет. А это очень серьёзный возраст. Когда молодые начинают активно интересоваться серьёзными вопросами жизни, они остаются наедине со своими гаджетами. Что они оттуда извлекут? Кто-то найдёт полезное, кто-то – губительное. Театр должен владеть и их умами в этом возрасте, чтобы стать другом, помочь им в выборе правильного пути в жизни.
– А нельзя владеть их умами через те же гаджеты? Может сегодняшний зритель смотреть в хорошем качестве отснятые спектакли национальных театров в Интернете?
– Отснятые профессионалами спектакли у нас есть. Есть и официальный сайт. Чисто технически мы можем всё это, и есть люди, которые могут этим заниматься. Для нас это нетрудно – в год бывает лишь два-три премьерных спектакля. Но пока воздерживаемся. Наша позиция такова: чтобы театр понять, надо приходить в театр.
Мы не хотим уводить зрителя в сторону Интернета, хотим, чтобы он пришёл сюда. К тому же, сейчас мы наблюдаем вновь пробудившийся интерес к театру. Даже на слабые спектакли зритель идёт. Ещё пару лет – желающих ходить в театр станет в разы больше. Возможно, посещение театра сейчас – всего лишь мода. Но, уверен, у большей части эта мода перейдёт в хорошую традицию.
– На ваш взгляд, с чем связано это пробуждение интереса к театру?
– Думаю, у людей тоска по живому общению. Люди просто уже насиделись в Интернете и устали от него. Им хочется обратно в реальность, ко всему живому и настоящему. К живым эмоциям, к звучащей речи. И вот этот интерес, эту волну мы должны поймать. И должны пришедшего к нам зрителя не разочаровать. Именно поэтому всем желающим работать профессионально, по-современному в балкарском театре найдётся место.
– Работать по-современному – это как работать?
– Изучая и учитывая потребности современного зрителя. За последнее время появилось много выразительных средств в театральном языке. В некоторых театрах делаются технически очень интересные вещи. И нам нельзя отставать.
– Но у нас в основном учатся на режиссёра и актёра. И кадры, необходимые именно в этом направлении (светооператор, например), дефицитны…
– Достаточно было бы одних полугодовых курсов для подготовки таких кадров. У нас в республике таких курсов, к сожалению, нет. Нужно отправляться в столицу или крупные мегаполисы и там учиться. Нам необходимы осветители, заведующие постановочной частью, монтировщики сцены, бутафоры. Звукорежиссёры есть.
Очень важны сценографы. В нашей республике за последние 70 лет диплом сценографа получил только один человек – Кантемир Жилов. Он молод, интересен, но не работает в театре. Мы просто рады, что он отзывается на наши приглашения и сотрудничает. За такие кадры надо держаться. Хорошая команда режиссёра, художника и композитора всегда рождает качественный спектакль. Работой именно такой «триады» и стал спектакль прошлого сезона «Ажашханла», за что мы получили высокую оценку не только в родной республике.
– Вы довольны культурой поведения зрителей в зале?
– Нет. Призыв «отключить мобильные телефоны» всегда игнорируется. Телефоны в зрительном зале не только звонят и вибрируют, но и светятся. Для многих обязательный ритуал – снять на смартфон часть спектакля и выложить запись в соцсети с пометкой, что они были в театре. Раньше у нас в городе действовал Общедоступный театр Мухадина Нагоева. Там просто выгоняли зрителя, у которого зазвенел телефон. У нас таких кардинальных мер нет.
Помимо этого, зрители приходят на спектакль для взрослых с детьми, с младенцами. На протяжении всего действа они заняты тем, что успокаивают своё чадо, отвлекая всех. Всё это нарушает театральную атмосферу. Актёру сложно бывает играть.
У зрителя нет понимания, что театр – это не общественный транспорт, не увеселительное заведение, не цирк и не эстрада. Я не принижаю роль цирка или эстрады, просто наш формат другой. В театре важна тишина в зрительном зале, особенно когда речь идёт о драматических постановках.
– В больших театрах стало хорошим тоном иметь в репертуаре моноспектакль, популярны и документальные постановки. Почему всего этого у нас нет?
– Я не знаю, почему сейчас этого у нас нет. Когда я был молод, и было больше желания и энергии работать, был увлечён именно монологами и были моноспектакли, даже двухчасовые. Никто меня не обязывал и не просил делать это. Просто мне самому это хотелось, и я делал. И этот формат зрителям был интересен и вовсе не утомлял.
Если бы директорская «нагрузка» не съедала так много времени, то продолжал бы заниматься этим. Но сейчас, помимо ролей в театре, приходится исполнять и много чисто административных дел. Я говорю молодым режиссёрам и актёрам: «Поставьте что-то своё, новое, пробуйте другие формы, покажите самостоятельность!»
Но никто не выходит за рамки театрального «норматива». Для них открыты все цеха, гримёрные, сцена свободна после репетиций. Если вас не устраивает развитие в репертуарном плане, оставайтесь после работы, делайте что-то своё. Но не остаются, разбегаются «по свадьбам». Если бы они заявили: «Вот мы поставили, посмотрите, оцените!» – худсовет бы посмотрел и, если даже что-то где-то не так получилось, не «зарубил» бы.
Мы рады приветствовать всякое начинание, любую инициативу и эксперименты в нашем театре, но молодёжь, к сожалению, именно в стенах театра пассивна. Большинство – потребленцы. Иди туда, стой тут, сделай так – выполнения этих указаний, отданных другими, для многих актёров оказывается достаточным.
У молодых нет тяги к поиску своего или чего-то нового. Хотя все условия для поиска есть. Да, у нас нет здания своего, но это временно. Нам предоставляют сцены Государственный концертный зал и Музыкальный театр. Для репетиций того же моноспектакля нужна только одна комната, которую, думаю, при желании найдет каждый. А всем остальным, вплоть до чайника и влажных салфеток, обеспечивает театр. Автобус новый в этом году появился…
Говоря другими словами, от молодёжи (мы хотим её удержать и пойдём ей навстречу во всём) хочется инициативности, подвижности. Надеюсь, она меня услышит.
Беседовала Марьяна Кочесокова