Есть фильмы, магию которых не разгадать. Люблю повторять эту фразу, хотя относится она всего к нескольким картинам, и одна из них – «Мои черничные ночи» Вонга Кар-Вая.
Можно анализировать, читать рецензии, обсуждать – и в конце концов все равно остаться с тем же недоумением, которое стало главной эмоцией после первого просмотра. Я не случайно говорю о первом просмотре, потому что смотришь такие фильмы чаще всего не единожды – к ним возвращаешься с мыслью, что, может, хоть на этот раз поймешь, что так тянет к нему.
Действительно, что делает такими притягательными слова «My Blueberry Nights»? Ведь не сюжет же: не только несколько банальный, но и вообще не очень-то внятный. И не смысловая нагрузка о том, что всем нам надо найти себя, а для этого лучше куда-нибудь уехать и пройти пресловутый квест. А что-то другое, что за гранью смыслов и событий, что затрагивает такие эмоции внутри меня, о существовании которых я и не всегда догадываюсь.
Такие фильмы, как культовая картина Вонга Кар-Вая, остаются для меня не смысловым утяжелителем, а возможностью сбежать из реальности в мир его образов, в том числе и визуальных. Потому что за этой игрой преломляющихся световых лучей, неоновых вывесок, изображений, многослойных призм я в какой-то момент, наконец, различаю чистый художественный образ человека и самого его бытия. Мы улавливаем нюансы сквозь то, что сначала кажется преградой нашему видению, все эти витрины, тусклые лампы баров и слепящие фары машин. Но в итоге это не только не мешает нам смотреть и видеть, но помогает разглядеть то, бескомпромиссный дневной свет прячет в тень.
Кар-Вай создает галерею образов, таких, с которыми мы бы никогда не столкнулись в реальной жизни, потому что, несмотря на странности каждого, все они прекрасны: и отчаянная Рейчел Вайс, и азартная Натали Портман, и ищущая Нора Джонс и, конечно же, прекрасный без всяких «но» Джуд Лоу. Здесь вообще важно то, что каждый из нарисованных портретов – это своеобразный путь выхода из повседневной суеты, из бега по кругу. Каждый приносит собственную жертву ради того, чтобы этот круг разорвать, но происходит это непременно: через чувство вины, непоправимой потери или отказа от прошлого. Тот путь, что проходит Элизабет в поисках себя, по сути каждый из этих героев проходит в миниатюре: преодолевает себя или наоборот, сгибается под тяжестью отчаяния.
В любом случае, побеждает, в конце концов, то, что в любой истории и в нашей человеческой земной жизни должно побеждать – любовь! Любовь, не ставящая условий: она может отпустить и удержать, вдохновить и успокоить, утешить и разжечь. Наверное, важным условием успеха «Черничных ночей» стал Джуд Лоу, который в образе Джереми концентрирует философию автора – этот идеал человеческого благородства, который притворяется рядовым обывателем. Обаяние, с которым он подает Элизабет черничный пирог, или по телефону ищет безымянный бар в захолустье, или называет свое кафе русским словом «ключ», превращает историю, рассказанную Кар-Ваем, с одной стороны, в сказочный сюжет (ну правда, такие разве бывают на свете?), а с другой стороны, наполняет все сокровенным переживанием для зрителя, как минимум для одного точно – для меня.
И уже не удивляет, что после каждого просмотра «Моих черничных ночей» я судорожно ищу в интернете подходящие рецепты черничного пирога, чтобы подать его вечером к чаю остывшим, но еще слегка теплым с шариком ванильного мороженого. Не удивляет меня и то, что я так ни разу этого не сделала: ведь все это – попытка воплотить тот образ, что придумал гонгконгский режиссер, в котором черничный пирог – символ счастья. И возможно, таковым ему и нужно оставаться.
Есть фильмы, магию которых не разгадать. Но в попытках сделать это иногда я пишу тексты в много букв, чтобы пока я это делаю, мысли и чувства сами разложились по полочкам и, наконец, позволили разгадать эту загадку. Но магию одним текстом не одолеть…
Марина Битокова