6 ноября страну накрыла печаль – ушел из жизни Михаил Михайлович Жванецкий. Причем накрыло ту страну, которой больше нет – весь бывший СССР, потому что Жванецкий принадлежал именно той эпохе. Не в том смысле, что сейчас он устарел, а в том, что своим он был для всех народов, живших в этом союзе. И будучи сам представителем «национального меньшинства», сумел стать тем самым объединяющим фактором, которых, как показало прошлое, предсказанное Михал Михалычем, было не так уж много.
В эти дни, прощаясь с ним, мы часто сравниваем его популярность, его значимость в ту застойную эпоху с значимостью и популярностью Высоцкого. И это сравнение можно было бы продлить: когда сегодня говорят о том, что вне своей эпохи Высоцкий потерялся бы, пример Жванецкого доказывает, что этого бы не случилось. И пусть мы сегодня не ищем днем с огнем пластинки и бабины с записанными на них монологами, но в поисках ответов часто обращались к «дежурному по стране», и вопросы наши были не только на повседневные или сиюминутные темы, но и на вечные. И совершенно очевидно сегодня то, что после него уже никто так точно формулировать уже никто не сможет. Поэтому уход Михал Михалыча – это печаль не только всей страны (и не одной), но и лично каждого из нас. Владимир Битоков как раз из того поколения, которое искало бабины и знало миниатюры сатирика наизусть. Он поделился с нами воспоминаниями об одном вечере, проведенном в компании Жванецкого. «Году примерно в 1983-м мы, руководители комсомольских организаций со всей страны, целый месяц проходили переподготовку в Москве. В конце обучения нам решили устроить отдых и вывезли в подмосковный дом отдыха на выходные. Для нас был организован концерт, на который привезли нескольких знаменитых артистов, певцов и писателей. Все шло скучно и чинно, пока на сцену не вышел Михаил Жванецкий. Надо пояснить, что тогда Жванецким заслушивалась вся страна, имя было на слуху, но в лицо его никто не видел и не знал. Поэтому, когда он вышел на сцену, мы просто не понимали, как это может быть! Артист из «запрещённых» и вдруг здесь, для идеологических работников! Но когда он заговорил, сомнения исчезли. Это был он, и он читал свои наизусть нами знаемые монологи. Почитал, повеселил и ушёл со сцены. Концовку концерта никто уже не мог оценить. Вышли мы в фойе, все ещё смеющиеся и цитирующие, подходит к нашей компании куратор из ЦК и говорит: «Ребята, здесь в основном женский контингент, поэтому к вам – мужикам – просьба: посидите с артистами за столом!». У нас был небольшой мужской коллектив: я, адыгеец, латыш, якут и, кажется, таджик. Мы, конечно, легко согласились и пошли накрывать стол в номере. И вот они приходят. Помню из них только писателя Даниила Гранина и Жванецкого. Михаил Михайлович был с обворожительной молодой женщиной. Мы, конечно, обалдели слегка, но попытались соблюсти традиции гостеприимства и сделать вид, что все, как должно быть. Довольно скоро остальные гости разошлись, остался только Жванецкий. Один вечер с Жванецким И тут началась феерия. Больше никогда в жизни я так не смеялся. Причём Михаил Михайлович нам ничего не читал, он просто так разговаривал. Мы ржали над каждым его словом, да что там- словом, над каждым звуком! Нам было не до угощений и тостов. И только он, помню, иногда вдруг делал какую-то минутную паузу и уходил в этот момент куда-то глубоко в себя. А потом опять хохот. В комнату набилось человек 20. И все только смеялись – никто ничего не говорил. Это все продолжалось часа четыре. Потом Жванецкий со всеми нами очень тепло попрощался и сказал, что ему надо сопроводить свою спутницу. Мы его толпой шумно проводили и без сил вернулись за стол, чтобы ещё пару часов пересказывать его фразы. Ну, как умели, конечно! Честное слово, после этого вечера у нас ещё три дня болели челюсти, и мы не могли даже рот открыть – лицевые мышцы устали до невозможности. Такую встречу забыть невозможно. И даже сегодня, когда пришло известие о его кончине, мимические мышцы слегка заныли…». Дина Техажева