Когда-то семилетний Миша Фомин страшно переживал на своем первом выступлении в Музыкальном театре Нальчика, исполняя токкату Хачатуряна. Сегодня Миша Фомин – известная личность в современном фортепианном искусстве, постоянный гость международных фестивалей, педагог и просветитель, ему рукоплещут зрители крупнейших концертных площадок мира, таких, как Карнеги Холл (Нью-Йорк), Музикферайн (Вена), Концертгебау (Амстердам). Музыкант живет в Нидерландах, часто работает в России. Приехав по частным делам в родной город, он согласился с нами побеседовать.
— Михаил Михайлович, почему «Миша»?
— Это, скорее, ироническая отсылка к одесским музыкантам прошлого — Яша Хейфец, Миша Эльман… Меня и друзья зовут Миша, и за границей проще произносить именно так. Просто артистическое имя.
— Занятие, выбранное вами, весьма элитарно. Есть ли вообще смысл популяризировать подобную музыку? — Конечно, чтобы по достоинству оценить классическую музыку, нужно интересоваться живописью, литературой, историей, мифологией. Чтобы улавливать сигналы, заложенные в произведении, надо быть подготовленным. Но если человек восприимчив, открыт, он может почувствовать музыку и без специальной подготовки. Тем более, что классическая музыка разнообразна, и есть много уровней сложности, начиная от всем доступных и понятных.
— Что нового может сказать пианист в ХХI веке, когда уже есть Плетнев, Гульд, Соколов, Перайя, Погорелич и др. Агогика, тембровые поиски, полифонизация структуры… За счет чего современные пианисты могут стать новаторами, и могут ли?
— Чаще всего это происходит, когда пианисты идут вразрез с традицией. Всегда есть самородки, которые создают что-то новое. Действительно, может показаться, что уже все сказано, но в том-то и величие музыкальных шедевров, что к ним постоянно возвращаешься. Например, Лунная соната Бетховена. С одной стороны, всеми любимая и всем понятная. Но сколько версий существует! Я сам записывал ее три раза! Первый раз получилось неплохо. Второй раз записывался уже на другом рояле в другом зале, и оказался очень недоволен результатом. Настолько, что решил еще раз перезаписать. Все профессионально сыграно, но не сказано ничего нового. И только в третьей записи, как мне кажется, я проанализировал, прочувствовал…. Поэтому каждое великое произведение — это тайна, некий Сфинкс. И в своей трактовке ты должен преподнести то, что невозможно выразить словами. А виртуозностью уже никого не поразишь.
— Исполнение неизвестных произведений известных авторов – один из путей поиска нового в классической музыке. Вам приходилось идти этим путем?
— Да, у меня была целая программа из забытых сочинений. В одно время я очень много исполнял Листа. В его жизни был период, когда он активно гастролировал и посещал разные страны, в том числе Россию. Лист был весьма всеядным и с удовольствием делал обработки популярных композиций своего времени – «Соловья» Алябьева, Даргомыжского, «Марш Черномора» из оперы Глинки «Руслан и Людмила», «Полонез» из оперы «Евгений Онегин» Чайковского. Это всегда интересно, когда великие композиторы обрабатывают не менее известные произведения или вовсе никому не известные. — Вы получили образование в России, окончив с отличием Академию им. Гнесиных, аспирантуру. Последние годы живете в Нидерландах, концертируете в Европе. На ваш взгляд, существует ли разница в российской и западной фортепианных школах?
— Несмотря на то, что наше исполнительское искусство более ли менее стандартизировано, но разница все же есть. Все хорошее, чему меня научили здесь, стараюсь сохранить, но я открыт для новых влияний. В каждой из фортепианных школ – немецкой, французской, итальянской, английской – есть что-то свое. Скорее, эту разницу могут уловить только профессионалы. Но, поверьте, всегда слышен «акцент», когда иностранцы играют Чайковского или Рахманинова. Так же, как и акцент слышат в Вене, когда наши исполнители начинают играть Моцарта. И все же все это весьма относительно. Да и понять иную культуру, научиться чему-то не составляет труда. Ведь искусство – общее для всех людей.
— А есть ли разница в восприятии классической музыки публикой на Западе и в России?
— В России огромное количество профессионалов, благодаря прекрасной системе образования. И очевидно разделение на профессионалов и обычных любителей музыки. На Западе эта грань размыта. Классическая музыка звучит повсеместно. Здесь классический концерт – это всегда строгое мероприятие, некий ритуал, диктующий особое сдержанное поведение. Там к этому более легкое отношение. Симфонические концерты устраиваются на открытом воздухе, люди могут, сидя на лужайке, слушать подобную музыку.
— Где вам приятнее выступать – на лужайке или в консерватории, в Колледже искусств в Нальчике или в Карнеги-Холл в Нью-Йорке?
— Мне приятно выступать там, где люди слушают. Понимаете, даже если человек неподготовлен, задача исполнителя в том, чтобы захватить внимание зрителя. Должна возникнуть какая-то связь с публикой – и это лучшее, что может случиться на концерте. Для меня совершенно неважно, это домашний концерт, когда знакомые приходят послушать, как я обыгрываю программу, или тысячный зал. Я одинаково настраиваюсь, готовлюсь и стараюсь выдать все, на что способен. — Вы не просто исполнитель. Вы педагог, регулярно даете мастер-классы, ваши ученики становились лауреатами международных конкурсов. Но особый интерес представляет ваша просветительская деятельность. Расскажите, пожалуйста, о своей работе над записью сонат Бетховена.
— На сегодняшний день мною записано уже три диска – это треть сонат. Сейчас занимаюсь, возможно, самой трудной «Большой сонатой для Хаммерклавира» №29, которая длится целый час. Запись – это документ, который в будущем может быть использован. Разумеется, я не извлекаю из этого никакой материальной выгоды. Делаю это больше для истории. И речь идет не только о студийной записи. Это будет моя редакция, в основном, с акцентом на выборе аппликатуры. Также есть план выкладывать в ютубе фильмы с анализом, как, по моему мнению, лучше играть эти сонаты. Хотя существует уже 50 редакций, но все же я нахожу свою дорогу. То есть, занимаюсь тем, что изыскиваю технически средства, чтобы лучше раскрыть содержание музыки Бетховена. На самом деле круг профессиональных пианистов по всему миру – это миллионная аудитория. Запись, как и изданная книга, научный труд, имеет большое влияние на сознание. И если я имею что сказать и что оставить после себя – это просто мой долг.
— В среде профессиональных музыкантов республики вас, несомненно, знают и гордятся тем, что вы из Нальчика. Вы всегда отзываетесь на предложения Колледжа искусств сыграть перед местными ценителями фортепианного искусства. И все же не могу вспомнить ни одного вашего концерта на крупных местных площадках с привлечением более широкой аудитории.
— Я бы с удовольствием играл. Готов рассмотреть любые предложения, открыт для творческого взаимодействия с Кабардино-Балкарией. Благодарен Нальчику, благодарен своей музыкальной школе, которая сейчас называется Школа искусств №1. Благодарен Музыкальному училищу (теперь Колледжу искусств) и своему преподавателю Елене Ефимовне Тёрушкиной. Я получил здесь очень хорошее, добротное образование. Поэтому всегда с большим удовольствием откликаюсь на приглашения сыграть. Если студент видит пример для подражания (надеюсь, что имею право о себе так говорить), это может придать импульс для дальнейшей карьеры или просто даст пищу для ума и души. Живой концерт ничем нельзя заменить, и начинающие музыканты не должны быть этого лишены.
Елена Гергова