Она любит гиацинты и белые розы, духи со сладким ароматом и сиреневый цвет. Любит «небо в спелых звёздах», неспешные прогулки, горы, работу. И кофе – больше, чем чай. В её гардеробе найдётся маленькое чёрное платье, хотя предпочитает наряды светлых тонов… В этом феврале свой 85-летний юбилей отмечает поэтесса, журналист, заслуженный работник культуры КБР Светлана Моттаева.
– Светлана Мустафаевна, вы всю жизнь имеете дело со словом. Сможете назвать пять слов, которые могли бы охарактеризовать вашу жизнь?
– Я бы назвала два словосочетания: любовь к людям и ненависть к насилию. У меня абсолютное отрицание насилия.
– Поэт может быть аполитичным?
– Есть понятие чистого искусства. Но есть и известная фраза «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Поэт может не придерживаться каких-то политических взглядов, но он должен поддерживать идеи гуманизма, торжество жизни, радость бытия, дружбу между людьми и, шире, между народами. Я сама всю жизнь – и творчеством, и поступками – стараюсь следовать этим установкам. Не могу назвать себя космополитом, мне это слово не нравится. Но я человек свободный, у меня нет этнической изолированности. К слову, герои моих публицистических работ – представители различных этносов, с которыми я имела счастье общаться.
– В вашей биографии есть интересный факт – дочь первой балкарки-парашютистки. Расскажите, пожалуйста, о маме.
– Моя мама, дочь партизана гражданской войны, окончила Ленинский учебный городок, а после поступила в педучилище. Тогда в Нальчике открыли аэроклуб, и был брошен клич «Молодёжь, в небо!». И вот она была в числе первых молодых людей, которые увлеклись парашютным спортом у нас. Она, действительно, прыгала с парашютом первой. Её чествовали, поздравляли, это был праздник. В газетных архивах сохранилось фото, где мама сидит за штурвалом самолёта, мне передали копию. Она ещё стреляла метко. Есть фотосвидетельство: на стадионе имени Евдокимова (Динамо) поразила все мишени и была удостоена нагрудного значка «Ворошиловский стрелок». В современном понимании это сродни присвоению звания мастера спорта по пулевой стрельбе. Она также одна из первых учительниц Верхней Балкарии, там была назначена директором школы незадолго до депортации. Оттуда нас выселили, и в Средней Азии в городе Туркестане она работала инспектором РОНО, пользовалась уважением. Там была польская школа, где её красиво называли пани Шарифа. Но когда мы переехали в город Фрунзе, где были наши родственники, маме пришлось работать просто на чулочной фабрике, чтобы прокормить семью. По возвращении домой работала в сельской жемталинской школе, затем её избрали председателем сельсовета, потом – пенсия. Вот такой была моя мама.
– Всё это требовало от неё особой смелости, стойкости. А вас можно назвать смелым человеком?
– Если чисто философски подойти к этому вопросу, я считаю, что моя смелость заключается в том, что никогда никому не мстила. Я всегда старалась оценивать работу людей, писать о них и об их заслугах объективно, независимо от личных взаимоотношений с ними. Ещё моя смелость, я считаю, проявляется в стремлении добиваться правды, как в случае с моим отцом. Сначала моя мама, потом я писали множество писем в различные инстанции, чтобы доброе имя моего отца, абсолютно безвинно осуждённого по страшной 58-й статье, было восстановлено. К сожалению, этого не случилось при его жизни, реабилитировали лишь после смерти… Он учился в техникуме геодезии и картографии в Москве, был хорошим картографом, работал в Черекском райкоме партии. Но это были времена, когда по одному лишь доносу недоброжелателя могли поломать жизнь человеку.
– Светлана Мустафаевна, в чём вам больше всего повезло в жизни?
– Мне повезло абсолютно во всём. В том, что я родилась. В том, что родилась именно у своих родителей. И в том, что я являюсь представительницей своего народа. Я чистокровная балкарка. Мне моя мама открыла дверь к знаниям, к книгам. Это было большим счастье, и книга сопровождала меня всю жизнь. Мне повезло в личной, семейной жизни. Да, были трудности, жили нелегко, строили скромный домик на свои скромные зарплаты. Но мы в этом доме сейчас живём спокойно, хлеб-соль всегда на столе. У меня две замечательные сестры, два прекрасных брата. Снохи у меня хорошие и два маленьких внука – по тринадцать лет, подростки. Они меня любят, я их тоже люблю. Я окружена молодёжью, и мне нравится её отношение к культуре, вовлечённость в жизнь общества. Мне также везло в работе, я всю жизнь занимаюсь тем, что мне нравится.
– Вам ближе Европа или Азия?
– Я стараюсь в своём сознании иметь вольтову дугу между Востоком и Западом, предпочитаю синтезировать, а не отрицать какую-либо из сторон. Моими настольными книгами были произведения Навои, Низами, Фирдоуси. Всегда привлекало искусство Индии, с интересом читала Махатму Ганди. Европа дорога мне великой культурой. Европа в её классическом понимании, а не в масс-медийном, с её отклонениями, которые нам сегодня навязывают. Имею в виду, в частности, отношение к гендерным вопросам. Я человек традиций. Меня уже перевербовать невозможно. И если в таком эгоистичном понимании выбирать какую-то из сторон, то я выбираю Кавказ. Я кавказская женщина, я горянка.
–Многие поэтессы подчёркивают в себе мужественность. А вы подчёркнуто женственны – мягки в общении, всегда нарядно выглядите…
– Прямо скажем, я не амазонка. Я воспитывалась на красивых горских песнях. Моя мама красиво пела, играла на многих инструментах – на аккордеоне, национальной гармонике, гитаре. И даже в депортации она играла лезгинку среди казахов. Что касается моих нарядов, мама сама умела шить и всегда красиво меня одевала. Некоторые даже говорили, что я одеваюсь, как дочь министра. Дочерью министра я не была, но всегда старалась быть опрятной. Не богато, но опрятно. Не в цене одежды дело. Надо знать, что тебе подходит, а что нет. «Главное, чтобы костюмчик сидел», как в старой доброй комедии. Когда костюм на тебе не сидит, сколько бы он ни стоил, краше тебя не сделает.
– А украшения?
– И украшения люблю. Мой камень – аметист. Конечно, люблю и бриллиант.
– 4 апреля – день вашей свадьбы. Какой она была?
– Это был 68-й год, и эта свадьба длилась в Хасанье целую неделю. Народ просто пировал! Помню, в уголке комнаты невесты была ширма шёлковая. И мне нравилось за ней сидеть на бархатных подушках, я там отдыхала. Но есть, конечно, и другие значимые даты в моей жизни. 13-го числа в самый красивый месяц года – в мае – родился мой старший сын Ибрагим. И 13-е число я считаю абсолютно счастливым и категорически не согласна с теми, кто отрицает его. У наших народов таких поверий нет. Младший сын – летний мальчик, родился 2 июля.
– А с кухней у вас как. Сами готовите?
– Первые блюда у меня лучше получаются. Супы, борщ. Мало работаю с тестом. Времени у меня бывает всегда мало.
– А хычины?
– Хычины, конечно, умею. Но у меня есть хорошие друзья, которые хорошо готовят. Легче у них заказать (смеётся).
– Ваши любимые места в городе.
– Мое любимое место – это Дом Печати, место моей работы. Если брать в учёт мой возраст, то я себя в шутку называю мамой Дома печати. Люблю площадь Согласия. А чисто по архитектурному облику если выбирать, то у меня тяготение к прошлому – дом Дадаша Балкарукова нравится. Музыкальный театр, Дом Правительства – здания, которые смотрятся достойно.
– Бессмысленно «анкетно» спрашивать у горянки: горы или море?
– Конечно, горы. У меня в одном стихотворении есть слова «И в апогее ослепленья горам перечить не берусь». Но я не альпинистка, боюсь высоты.
– Чего ещё боитесь, Светлана Мустафаевна?
– Как все люди, боюсь утраты близких. И позора боюсь, людских осуждений. И это не в грибоедовском смысле «Что скажет Марья Алексевна?» Я живу с опорой на наши устоявшиеся нормы поведения – адет, хабзэ. Я боюсь оказаться вне русла своих корней. Я не из тех, кто бросает вызов обществу, нарушая нормы приличия. Это не про меня.
Беседовала Марьяна Кочесокова