Нальчик

Залина Шишман: «Даже глазам своим нельзя уже верить»

Наша собеседница – Залина Шишман. Филолог, дизайнер, куратор выставочного павильона Парка столетия. Из-за внешности (вполне подходящей для кино в духе фильмов Бергмана) хочется добавить «актриса и модель», но это сделает информацию о ней фейковой.

– Залина Руслановна, из всех ваших социальных ролей, пожалуй, самая главная – это роль матери. Что для вас сложнее всего в деле воспитания сына?

– Для меня в этом деле сложно всё. Настолько сложно, что иногда приходится себя успокаивать, мол, это я сама себе всё усложняю, надо проще ко всему относиться. Непонятно, к чему готовить, как и куда направлять. Раньше можно было строить планы, уверенно выбирать себе профессию на всю жизнь. Вот хочу стать экономистом, поэтому буду лучше учить эти предметы, поступлю туда-то, окончу, устроюсь и так далее. А сейчас мир настолько стремительно развивается, что непонятно, какие профессии через пять-десять лет станут ненужными, а какие востребованными. Поэтому, наверное, главное – научить быть гибким. Важно умение переучиваться, приспосабливаться к новым условиям жизни. Чтобы изменения, которые иногда бывают кардинальными и независящими от нас самих, не выбивали почву из-под ног. Стрессоустойчивость очень важна. Мы за последние годы переживаем большое количество социальных потрясений. Многим эмоционально очень тяжело. Естественно, надо и какие-то этические нормы привить. Чтобы человек осознавал свою этническую принадлежность, корни, хабзэ.

– Вы как дизайнер и как преподаватель всегда имеете дело с молодёжью. В чём проявляется ментальная разница между людьми вашего поколения и, скажем, нынешними студентами? – В большинстве своём молодёжь сейчас открытая, креативная, более свободная и смелая, чем мы. Есть чему у неё поучиться. Мерить теми идеями, которыми жили мы лет двадцать назад, вгонять молодёжь в какие-то наши устоявшиеся рамки поведения довольно сложно. И это нормально. Они соответствуют духу своего времени, и нам не стоит носиться с сакраментальной фразой «Вот мы в наше время!». Хотя некоторые моменты, признаюсь, сложно принять. Сперва нервничала, да и сейчас нервничаю, что так и не смогла привить сыну любовь к чтению. Думаю, ещё не поздно, можно постараться ещё чтото сделать. Но надо учитывать, что его поколению, в отличие от нашего, приходится справляться с огромным потоком информации. И, наверное, ожидать от подрастающих той вдумчивости, которая была у нас в их годы, того медленного потребления информации не стоит. Когда мы учились, даже ксероксов не было, всё переписывали от руки, в библиотеках сидели. То, что мы получали неделями, месяцами, они могут сегодня за секунду по щелчку мышки получить. С одной стороны, это плюс, экономия времени. А с другой – огромное количество информации, с которой надо разобраться. Я свою главную задачу вижу в том, чтобы научить сына справляться с этим количеством, критично относиться ко многим вещам. Раньше нам было понятно, где хорошо, где плохо, где правда, где ложь. А сейчас нет. Даже видео уже не является подтверждением верности информации. И даже глазам своим нельзя уже верить, не то что слову. Весь наш опыт (в частности, мой преподавательский) уже не годен. Надо многое пересмотреть. В этом плане интересно слушать Татьяну Черниговскую. Она в одном из выступлений говорила, что люди старшего поколения, как дайверы, погружались и медленно, тщательно осматривались, изучали, исследовали. Современное поколение – это сёрферы. Они покрывают большее пространство с бешеной скоростью. За ними не угнаться. Но они идут по поверхности, не углубляются, не погружаются.

– Какой сами были в молодости? Можете сказать, что сегодня вы совершенно другой человек?

– Уже можно говорить «в молодости», «по молодости», 45 всё-таки (смеётся)… В школе я была отличницей-перфекционисткой, довольно замкнутой и стеснительной. Робкой, нерешительной. Университетские годы прошли тоже под эгидой учёбы, не участвовала в общественной жизни, душой компании, как говорится, никогда не была. Характер пришлось кардинально менять, когда стала преподавать. Довольно сложно быть стеснительным преподавателем. Профессия всё-таки накладывает отпечаток на характер. Лет пятнадцать назад во мне было больше соответствий условностям. Сейчас я меньше думаю о том, что скажут другие. Видимо, у большинства людей так. Просто взрослеешь, становишься увереннее в себе. Никогда не ностальгирую. У многих, например, тоска по школьной поре. Я такой тоски не испытываю. Не в том плане, что те дни были плохие и не хочется вновь их пережить. У меня всегда всё было ровно и хорошо. Просто мне гораздо интереснее в том периоде времени, в котором я нахожусь сейчас. Ничего не хотела бы поменять. Все периоды жизни были по-своему интересными и нужными, все действия привели меня к той точке, в которой я сейчас нахожусь. После двадцати лет преподавательской деятельности меня занесло в дизайн. Это то, что мне действительно интересно на сегодняшний день. – И вы снова студент, учитесь в магистратуре по специальности «Дизайн одежды» в КБГУ. – Это случилось совершенно неожиданно для меня самой. Я была в декретном отпуске, когда ко мне пришла идея создания украшений (разработала технологию изготовления украшений в этническом стиле с использованием шелковых нитей — прим.). Я всегда занималась шитьём, вышиванием. Но это всё было не всерьёз. Лет пять это было простым увлечением. Были заказы, я их делала. Но вот в прошлом году я уволилась со всех серьёзных работ и ушла с головой в дизайн. Для меня это уже не хобби, а неотъемлемая часть моей жизни, основное занятие. Я традиционалист в освоении новых знаний. Потому задумалась о получении диплома дизайнера. И по хорошему стечению обстоятельств, очень вовремя – в университете как раз набиралась группа. Я решила, почему бы нет, и поступила. Но одно дело поступить, другое – окончить. Надеюсь, у меня получится. – Вы также куратор выставочного павильона Парка столетия. Чему приходится учиться на этом месте? – Это реально очень интересная работа. Я была очень польщена и благодарна, что пригласили сюда. Я росла в атмосфере искусства, но непосредственно организацией выставок никогда не занималась, поэтому мне приходится в этом направлении тоже учиться. И мне это интересно.

– Вы дочь художника Руслана Цримова. Часто чувствуете отношение к себе как к «дочери такого отца»? – Всегда. С одной стороны, это даёт привилегии, но с другой — чувствуешь большую ответственность, спрос, необходимость соответствовать. – На вашем месте многие оставили бы себе фамилию отца. Как решились поменять?

– Шишман – не псевдоним, как многие думают. Вышла замуж – и поменяла, это фамилия мужа. Вообще, его настоящая фамилия – Шебзухов, но в Турции их роду пришлось взять другую. Он из репатриантов.

– Тема вашей кандидатской диссертации — «Концепт “сердце” в языковой картине мира». Для вас самой какое открытие было самым интересным в этом исследовании?

– Работа была написана на материале кабардинского, русского и английского языков в русле лингвокультурологии. Когда я защищалась (в 2003 году), это было довольно новое направление. Моя специальность – английский язык. Но я, конечно, больше болею за свой родной адыгский. О нашем языке лучше с отцом разговаривать, потому что он гуру в этом деле. А я только по верхам пройдусь. Адыгэбзэ, в отличие от многих других языков, сохранился неизменным. Фонетика не поменялась, все смысли, вложенные в слова, прозрачны, считываемы. Через адыгский язык легко раскодировать философию, миропонимание его носителей. То есть, если в других языках приходится поднимать этимологические словари, чтобы понять откуда что пошло, то у нас не так. Звуки являются двусторонней единицей языка – они обладают и планом содержания, и планом выражения. В индоевропейских языках, допустим, отдельный звук не имеет значения. Что касается концепта «сердце», в адыгском языке с ним много чего связано. У нас, если следовать языку, все мыслительные и эмоциональные процессы происходят в сердце (гу), а не в голове. Множество лексем содержат в себе ГУ: гупсысэ (мысль), губзыгъэ (умный), гукъэк1ыж (воспоминания), гугъэн (надеяться), гузэвэн (тревожиться) и так далее…

– Традиционный последний вопрос. Что вам нравится и не нравится в современном Нальчике?

– Точно знаю одно: я не смогу жить в другом городе. Опыт путешествий, хоть и небольшой, у меня есть. Видела разные города, разные уклады жизни. Мне лучше оставаться здесь и жить здесь. И приятно наблюдать, как облик города меняется к лучшему, Нальчик становится привлекательнее. Что касается нальчан, не только нальчан… Во многих людях мне не нравится отсутствие чувства патриотизма. В том плане, что это чувство заканчивается у них дома. То, что находится за порогом, их не интересует. Главное, чтобы дома было чисто. А двор они уже воспринимают как чужое. И если там грязно, они не считают это своей проблемой. Могут пикник устроить у речки и оставить там мусор – это же тоже не их дом. Было бы хорошо, если бы все относились к родному городу, к родной земле так, как относятся к своей частной собственности. Кстати, в этом плане молодёжь гораздо лучше нас. Существуют целые волонтёрские движения, которые устраивают экологические акции, субботники. Они не считают ниже своего достоинства убирать мусор, оставленный другими. И в этом на них стоит равняться.

Беседовала Марьяна Кочесокова