Рустам Абаноков (1983 г.р.) – оперный и концертно-камерный певец, солист Музыкального театра КБР, заслуженный артист КБР. Выпускник Саратовской государственной консерватории им. Л.В. Собинова, оканчивает режиссёрский факультет ГИТИСа. Женат на коллеге, солистке театра Альмире Абаноковой.
– Рустам Борисович, в одном из интервью вы признались, что у вас никогда не было страха перед публикой. Есть ли страх перед чем-то другим? Возможно, фобии?
– Фобий у меня нет. К слову, высоту обожаю. Давно хочу прыгнуть с парашютом, но никак не доберусь до реализации этого желания. Что касается боязни пауков или там змей, это тоже не про меня. Что бояться местной живности? Мы же не в Африке живём, где опасность на каждом шагу. А чувство тревоги или же предпосылки к стрессу я научился контролировать. Мои реакции на неблагоприятные обстоятельства были чрезмерно эмоциональными и бесконтрольными, пока я не вывел для себя одну закономерность: то, что вчера казалось неудачей, сегодня трансформируется в большую удачу. То есть проявляются аргументы, которые дают понять, почему вчерашняя неудача нужна была в моей жизни.
Правда, один страх есть. Проявление безответственности на дорогах – в наше время частое явление. Если даже вы ездите с соблюдением всех правил, есть большой риск нарваться на местного «шумахера», которому наплевать, стоит у вас в машине детское кресло или нет. У него «всё под контролем», пока не произойдёт ДТП. Потом, как правило, он сожалеет, но что толку?
– Какое качество в себе назвали бы главным?
– Наверное, упорство. Считаю отвратительным бросать дело на полпути. Как бы ни было тяжело, нужно завершить начатое. Испытываю большое разочарование, когда люди допускают халатность в работе. Я не раз говорил, что театр – это огромный механизм, где неисправная работа одного цеха или отдельно взятого работника отражается на результате в целом. Мы все зависим друг от друга. Объективно оценив возможности коллектива, можно гордиться нашим театром. Конечно, в каждом цехе есть пробелы, которые нужно устранить, но в целом при правильном подходе мы можем намного больше. Сложность заключается в том, что верят в это не все.
– Что бы хотели в себе изменить?
– Есть одно качество, которое мне мешает, – сомнение. Считаю это большим недостатком, тормозящим любой процесс. Помимо этого у него есть отвратительное свойство передаваться окружающим. Я, конечно, не показываю свою неуверенность другим, дабы не распространить напряжение, но внутри всегда много вопросов. Иногда ответ приходит мгновенно, а иногда мучения длительны.
– Вам важно, что скажут люди?
– И да и нет. Если это касается оценки уровня качества моей работы, то, конечно же, важно. Только зрители могут сказать, плохо получилось или хорошо. Нельзя пренебрегать мнением публики. Я всегда скептически относился к режиссёрам, которые в своё оправдание говорят: «Я режиссёр, я так вижу!». Мы должны стремиться к тому, чтобы у каждого зрителя после спектакля осталось желание вернуться в театр. Это ответственность, которую должен нести каждый режиссёр.
А что думают окружающие лично обо мне, не имеет значения. Более важно самому помнить, из чего ты состоишь, к чему стремишься. Важно установить свои принципы и приоритеты и не изменять им. Мудрость гласит: «Я есть сумма моих решений». Иногда человеку приходится делать выбор в пользу качества работы вопреки интересам отдельных людей, чем, несомненно, он вызывает недовольство в свой адрес. Признаюсь, иногда приходится грубить, но это крайняя мера.
– В Год педагога и наставника постоянные вопросы наши рубрики: каким учеником вы были и какие у вас были педагоги?
– В школе я был обычным учеником средней успеваемости. Увлекался пением. До девятого класса занимался усиленно английским языком, изучал дополнительную литературу, по школьной программе шёл на опережение. Но смена педагога сыграла свою роль, и интерес к предмету сошёл на нет.
Можно сказать, я был неудобным учеником. В то время родители не собирали деньги на ремонт учебных классов, а учеников возили на колхозные поля, где и зарабатывались дополнительные средства на всякие нужды. Например, на замену занавесок. Но я считал, что занавески, купленные год назад, не нуждались в замене. Однажды, помню, зашла речь о покупке телевизора в класс. Даже будучи ребёнком, я понимал, что телевизор в школьном классе – дикость. Поэтому заставить меня участвовать в этих полевых работах было сложно.
С педагогами на профессиональном поприще мне повезло. Они стали для меня людьми, на которых я хотел равняться. Каждый из них сыграл значительную роль в моём формировании как личности. Не могу не отметить заслуженного деятеля искусств КБР, художественного руководителя ансамбля «Терчанка» Галима Дзомовича Пшиншева, под чьим чутким присмотром прошло моё детство, народную артистку РФ Наталию Казбулатовну Гасташеву, к которой я отношусь с большой теплотой и уважением. По сей день делюсь с ней победами и проигрышами, получаю советы и наставления. Очень важно, чтобы рядом были такие люди.
– Ваше увлечение венецианскими масками не заброшено?
– Маски, к сожалению, в прошлом. Это занятие требует много времени. Хобби часто вытесняется из жизни профессией.
– Премьера в Нальчике оперы «Богема» в вашей постановке по времени совпала с премьерой фильма «Узлы» Олега Хамокова. Как вы считаете, у театра и кино у нас один и тот же зритель?
– Кино и театр, несмотря на родство, сегодня сильно разошлись. И, на мой взгляд, каждый увёл за собой своего зрителя. Если в театре главным героем был и остаётся актёр как источник эмоций и переживаний, то в кино правила изменились. Сейчас наряду с актёрами стоят технические возможности, иногда даже довлеют над ними. Но не могу сказать, что равнодушен к кинематографу. В зависимости от настроения смотрю фильмы самых разных жанров. Но, признаюсь, кинотеатры не посещаю.
– Как бы описали современного нальчикского зрителя?
– На премьере «Богемы» зритель меня приятно удивил. Я такого единения давно не видел. Отсутствие мобильных телефонов (за исключением нескольких людей), абсолютная тишина, никакого хождения по залу. Это всё влияло на артистов и в целом на ход спектакля. Были, конечно, моменты, которые нарушали общую театральную атмосферу. Например, наш зритель не умеет дарить цветы. В зарубежных театрах бросать цветы на сцену – нормальное явление, у нас же их выносят. Но надо знать, когда выносить. Выход на поклон является частью спектакля, когда каждый артист хочет получить свою порцию заслуженных аплодисментов, и нельзя нарушать эту церемонию.
Беседовала Марьяна Кочесокова