24 июля, свой 75-летний юбилей отметил доктор филологии, профессор, заведующий сектором адыгского фольклора Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра РАН Адам Гутов. С учёным прямо в его кабинете, где он трудится четыре с половиной десятилетия, побеседовала корреспондент нашей газеты.
– Адам Мухамедович, что бы вы посчитали лучшим подарком к своему дню рождения?
– Наверное, банально, но возможность заниматься своим делом в спокойной обстановке – это и есть лучший подарок. Хочется, чтобы не было дёрганий со стороны, которые выбивают из колеи.
Наши предки свой день рождения особо не отмечали. Главное – это ведь не когда родился человек, а что он сделал. Чтобы что-то стоящее сделать, надо много работать. Есть профессии артистические, в которых человека стимулируют аплодисменты и похвалы. Это нормально, хорошо, это им помогает. Но для научного работника всё это вредно, только отвлекает.
– А что стимулирует научного работника?
– Хорошая зарплата (смеётся).
– Из адыгского фольклора, которому посвящены практически все ваши научные труды, чей образ вам больше нравится?
– Образ, над которым работаешь в данный момент, тот обычно и оказывается симпатичнее. Можно обо всём этом говорить шутя и полушутя, но здесь всё серьёзно. Дело в том, что эти мифические, сказочные образы, казалось бы, простенькие повествования, незамысловатые песни несут в себе код народа, который их создал. Это не просто вычурные слова, это факт. В фольклоре закодирована культура, которая эволюционно, преодолевая многие препятствия, формировалась на протяжении многовековой истории народа. За кажущейся простотой, иногда за примитивностью, важно увидеть, что народ заложил в сказке, прибаутке, песне.
Может возникнуть вопрос: что такое знание даст нам, людям XXI века? Нам должно быть интересно это хотя бы потому, что знание своих корней, традиций и языка остаётся единственной возможностью сохраниться как народ.
Как бы мы ни напрягались, мы не сможем противостоять глобализации. Но мы, как мыслящие создания, можем эту глобализацию направить в благодатное русло. Если всё пустим на самотёк, не будем корректировать происходящее, то получится культурная каша, у которой нет ни запаха, ни цвета, ни вкуса. Будет однообразная масса.
В «котле глобализации», говоря кулинарными терминами, должно готовиться «съедобное и приятное блюдо», в котором ощущался бы каждый ингредиент. Наша кабардино-черкесская или карачаево-балкарская культура, абхазо-абазинская, чеченская, осетинская и другие – это ингредиенты, которые придают общему культурному «вареву» свой особый вкус. Конечно, в том котле есть большие куски «мяса» от культуры многочисленных, многомиллионных народов. Но эти «куски» не будут по-настоящему «вкусными», если там не будет нас, как «специй».
Без многообразия жизнь не будет столь интересна. Сама природа такова. Посмотрите, горы многокилометровой высоты и впадины многокилометровой глубины, сверху вниз стекает вода, и всё циркулирует. Это всё мудро задумано без нас, и человеку корректировать это не стоит. Нам нужно это природное естество поддерживать, а не заровнять всю землю, как какой-то аэродром. Иначе образуется болото, которое приведёт к гибели. Так и с культурой. Свой, пусть и микроскопический, вклад в поддержание этого многообразия мы должны внести, сохраняя национальные особенности.
– Наверное, культура – это, в первую очередь, язык. Каково будущее у наших национальных языков: оптимистическое или пессимистическое?
– Не знаю, как сложится судьба нашего языка, но я за эту судьбу болею. Нет красивых и некрасивых, нужных и ненужных языков. Мёртвыми стали языки, на которых в своё время говорили миллионы людей. То есть малочисленность народа – не показатель. Некоторые языки исчезли, но человечество от этого не погибло. Оно просто изменилось. В худшую или лучшую сторону – я не знаю.
Эволюция больше касается общецивилизационного процесса, а не культурного. Может быть, эра эллинизма или эпоха Ренессанса в культурном отношении стоят выше, чем наше время научно-технического развития, когда общество принято считать более цивилизованным. В культурном плане мы часто варвары. Сейчас доминирует какой-то индивидуальный или групповой, этнический эгоизм. Делать всё, чтобы одной своей группе было хорошо в ущерб другой. Это часто прикрывается словом «патриотизм». Патриотизм – это хорошо и похвально, человек должен любить свою страну, свою Родину, свой народ. Но это нельзя превращать в формулу: «Я делаю себе хорошо, а плохо тебе от этого или нет – меня не волнует». Это варваризация сознания, отказ от гуманистических принципов. Не должно быть подлогов и искажений, когда чёрное выдаётся за белое, а белое – за чёрное.
– За последние три года вышли две знаменательные книги – «Нарты» с иллюстрациями Хамида Савкуева, после-словие в которой написано вами, и «Нарты» Руслана Цримова… Какое издание вам, как исследователю, интереснее?
– Это абсолютно разные вещи. «Нарты», которые вышли в Петербурге с иллюстрациями Савкуева, представляют собой классический текст известного нам эпоса, данный в одной книге на кабардинском и русском языках. «Нарты» Цримова – текст, пропущенный через призму сознания художника. Это не «Нарты» в классическом понимании. Это личностное, авторское творение.
Однажды я предложил художнику Герману Паштову в качестве иллюстрации к одному тексту сфотографировать циновку (арджэн), изготовленную великолепным мастером. Он пришёл с фотографом, увидел в моём кабинете циновку, спрашивает: «Вот это, да?» «Нет, – говорю. – Это примитив. Выполнила обычная сельская женщина». Повёл в кабинет коллеги, показал другую. Он говорит: «Конечно, здесь великолепная техника, чувствуется рука мастера. Но в этом мало от народа, вековая традиция больше отражена в работе той простой женщины, которая далека от художественных изысков и профессионального образования». Это не значит, что одна циновка плохая, а другая хорошая. Они просто разные. Так и с «Нартами». Это две уникальные книги.
– Над чем сейчас работаете?
– Несколько лет назад мы (группа серьёзных учёных) взялись за большое дело – создать свод адыгского и свод карачаево-балкарского фольклора. В идеальном варианте это неосуществимо. Но нам в какой-то степени удалось упорядочить фольклор в плане жанров. Сейчас добрались до историко-героических песен, вот над ними и работаем. И эти песни не менее интересны, чем тот же нартский эпос.
– Технология подачи текстов изменилась за последние годы. Есть ли оцифрованные книги по тому же адыгскому фольклору?
– Я не дальновиднее и не умнее всех, но, тем не менее, лет 25-30 назад говорил о том, что нашим писателям, художникам, учёным, всем, кто что-то создаёт, нужно быстро освоить современные технологии и использовать их. Но большого сдвига в этом направлении не произошло.
Да, тексты должны существовать в традиционном формате. Но одной этой формой уже не обойдёшься. Современный человек не будет тратить своё время на поход в библиотеку или в книжный магазин, когда это можно сделать одним кликом, сидя у себя дома или на работе. Произошли серьёзные изменения в его распорядке, в котором уже нет двух часов времени на один только поиск нужной книги. Сейчас жизнь такова, у неё свои приоритеты. Жаловаться, плакать, критиковать новые формы распространения книг глупо и бесполезно.
Есть ядерная энергия, которую можно использовать по-разному. Для того, чтобы получить электричество, тепло или же для того, чтобы этот мир уничтожить. Так и с информационными технологиями. Всё зависит от ума и сознания пользователей.
– Сейчас модно составлять списки книг, обязательные к прочтению, рекомендованные разными авторитетами. Какие книги вошли бы в ваш личный список?
– Однажды один профессор испытал меня подобной задачей. Говорит: «Вот прошёл 20-й век. В русской литературе за этот век какое произведение ты бы назвал самым-самым?» Я не смог назвать одно произведение и даже одного автора не смог выбрать. Без всякой попытки навязать другому свой литературный вкус назвал нескольких: Михаила Шолохова, Михаила Булгакова, соавторов Илью Ильфа и Евгения Петрова. Я преклоняюсь перед многими писателями. Но названные имена, на мой взгляд, задали основной фон русской литературе 20 века.
Если говорить о нашей кабардинской литературе, то я бы назвал роман Алима Кешокова «Корни». На кабардинском – «Лъапсэ». Помню, сам Кешоков предложил нам, сотрудникам института, перевести это слово. Мы по-разному варьировали, но эквивалента в русском языке нет. Многоплановое, сложное произведение, я бы хотел в нём до конца разобраться.
Рекомендовать книги, конечно, можно. Но прочитают ли их? Сейчас сядь и напиши роман, равноценный по своей художественной значимости «Войне и миру» или «Преступлению и наказанию», никто не обратит внимания. Обратят внимание на какой-то низкопробный детектив, чтиво. Это такая реакция заболевшего общества. Наша цивилизация, к сожалению, болеет технократизмом. И нам надо лечиться. Лечиться культурой – своей и других.
Беседовала Марьяна Кочесокова