Не бояться вызова к доске, а затем и вызовов времени, жить без страха совершить ошибку – таково правило и.о. министра просвещения, науки и по делам молодежи КБР Анзора Езаова.
– Анзор Клишбиевич, возможно ли одновременно быть чиновником и свободным человеком?
– Свобода – это внутреннее ощущение. Мыслить самостоятельно, выбирать, принимать решение. Без этой внутренней свободы человек лишен индивидуальности, потому несвободный человек – плохой чиновник.
А если говорить лишь о частой нехватке свободного времени у чиновника, да и не только у них, то это не показатель «несвободности». Да, есть ограничения в плане ответственности за свои слова, особенно публичные. Нам приходится больше осторожничать в делах и поступках. Но у меня лично нет замыкания на должности – в быту, в кругу друзей я такой же, каким был до министерства. Я по-прежнему вожу своих детей в садик, забираю, если находится время. Ограничения внешние есть, но в выборе собственного пути, решений, как быть, как жить, ничего не меняется. Если же придется выбирать между должностью и правом решать так, как считаю нужным, я выберу второе. Если на пути что-то будет противоречить моим внутренним убеждениям, ценностям, значит, надо менять направление, не теряя из виду цель.
– Что вас больше всего тревожит в современном обществе?
– Кризис института семьи, но думаю, мы его преодолеем. По крайней мере, такова закономерность: на каком-то этапе идёт деградация важных социальных институтов, доходит до кризисной точки и происходит обратный отсчет – возврат к утраченным ценностям. Сейчас мы, к сожалению, наблюдаем размывание семейных ценностей. Институт бабушек и дедушек исчез, поменялась модель семьи. Молодые живут отдельно от родителей, их дети растут без контакта с людьми старшего поколения. А если мама с папой профессионально заняты, то ребенок практически растет без должного общения с близкими людьми.
Я сам рос с бабушкой и всегда вспоминаю ее с особой теплотой. И тут вопрос не столько воспитания, сколько любви. Та доля баловства, которую должен получать ребенок, должна исходить от бабушек-дедушек, а доля строгости – от родителей.
– У вас самого пятеро детей. Хотите, чтобы они росли похожими на вас?
– Они другие, даже между собой разные. Хочется, чтобы они были лучше нас, родителей. С одной стороны, нам нравится, что дети – наше продолжение, во многом наше подобие, с другой, – взращиваем в них то, чего не хватало нам, не было в нас. Здесь очень важно не загружать детей своими нереализованными амбициями. Их надо просто любить, развивать, помогать им. Стараться давать им знания, чтобы не были однобокими в своих взглядах на жизнь. Не бояться делать ошибки – вот чему их следует учить.
– Кем хотели стать в детстве?
– С шестого класса я хотел стать садоводом. И, в принципе, в этом направлении двигался (Анзор Клишбиевич – кандидат сельскохозяйственных наук –прим.)
– Ваше любимое дерево?
– Не могу выбрать что-то одно. Я люблю всё многообразие. И хвойные, и лиственные… Мне нравится их непохожесть друг на друга.
– Любимый цвет?
– И тут то же самое: вся палитра цветов интереснее, чем один определенный. Раньше я любил контрасты, сейчас научился ценить оттенки. Больше, чем зима и лето с их холодом и жарой, стали нравиться весна и осень. Мне нравятся полутона… Люблю и утро, и вечер. Я сова, но утренние прогулки по парку люблю больше, чем вечерние.
– Есть привычки? Вредные и хорошие
– Есть, конечно, но про вредные не скажу. Я с ними борюсь, иногда сдаюсь. Из хороших: я люблю разбираться в чем-то до конца. Не люблю вещей, которых я не понимаю. Все непонятное в поле деятельности стараюсь понять. Люблю логичность, системность, порядок. Хотя душа моя всё время требовала беспорядка, умом понимал, что нужна собранность. Я приучил себя к порядку.
– На что потратили первую зарплату?
– Хотел бы сейчас придумать красивую картину, чтобы выглядеть более благородным, но не буду этого делать. Просто не помню, на что я их потратил. Но если поставить вопрос в сослагательном наклонении, «задним числом», то – на подарок маме. Цветы бы, наверное, купил. В знак внимания, благодарности. Банально, но именно такие простые вещи, жесты делают нашу жизнь добрее.
– А сами что бы хотели получить в подарок от своих детей?
– Что-то нематериальное. Их успех – вот подарок. Радуешься их достижениям, тому, как они становятся самостоятельными, уверенными в себе, приобретают всё больше и больше знаний. Если каждый ребенок вырастет гармонично развитым человеком – это для меня, как родителя, самый большой подарок.
То, чего хочу для своих детей, я хочу и для других. Мне бы хотелось, чтобы ребята после окончания школы по жизни твердо стояли на ногах. Нам, педагогам, очень приятно, когда спустя годы подходят бывшие ученики и благодарят за годы учебы. Труд тяжелый, но благодарный. Оставаться в чей-то памяти по-доброму, быть в чем-то ориентиром для другого – это, наверное, важно.
– Для вас кто был таким ориентиром?
– Я счастливый человек, таких людей в моей жизни было много. Перечислять некорректно. И это необязательно люди, которые меня хвалили. Хвалить ребенка – самое легкое. Это и те, которые делали замечания, «двойки» ставили.
– Вам «двойки» ставили?
– Конечно. В основном по поведению – много разговаривал. На самом деле невозможно определить, что и кто на тебя больше в этой жизни повлиял. Это может быть случайный прохожий, бросивший взгляд в твою сторону или слово в твой адрес. Это может быть человек, который был в твоей жизни довольно большой период времени.
– Каковы грани строгости? Сейчас учителя уже не ставят в угол.
– Родитель может и в угол поставить, а педагог – нет. Важен пример и авторитет. Педагог должен уметь разговаривать с учеником. Один факт физического наказания – уже переход грани. Второй раз то же наказание эффекта иметь не будет. Это просто снизит авторитет учителя. Повышение голоса, переход на ор, физическое наказание – факт признания своего бессилия, профессиональной несостоятельности. Педагог не должен ставить вопрос: «Почему вы меня не уважаете?» Если что-то пошло не так, он должен понимать, что это в его деятельности, подходе что-то не так, а не в детях.
– Сейчас строгих учителей стало меньше, дистанция сократилась. Бывает, учитель с учеником общается в соцсетях смайликами, сердечками… При таком подходе возможно сохранение авторитета?
– Дети разные. С кем-то из них можно и так – «смайликами». Хороший педагог понимает, с кем на каком языке разговаривать. Это всегда было: педагоги, которых мы побаивались, и те, которых мы не боялись. Но уважение и любовь к педагогу не зависело от степени строгости. Там какие-то другие критерии. Порой невозможно объяснить, за что уважаем этого, а другого нет.
– В школы вернули школьную форму. И сразу заговорили о необходимости дресс-кода и для самих учителей…
– Это в продолжение темы уважения. Уважение к профессии, к себе выражается и во внешнем облике. Приходить в школу, как на пляж, конечно, недопустимо. Статус учителя не позволяет нарушать общепринятые этические нормы. Его одежда не должна отвлекать от учебы. Внешний облик, поведение, манера говорить – все должно быть ориентировано на обучение и воспитание. Но педагогу чисто законодательно никто не может запретить одеваться так, а не так.
– Сейчас в школах работают педагоги-психологи, социальные педагоги. Раньше все это было в лице одного классного руководителя. Насколько необходимы эти новые кадры?
– Новое время и новые дети. Опять же возвращаемся к вопросу о кризисе института семьи… Раньше все проблемы могли взять на себя классный руководитель, родители ученика и его дедушки, бабушки. Сейчас занятость взрослых совершенно другая. Люди нашего поколения формировались в большом биполярном мире. У нас были друзья в школе, во дворе, в секциях различных, родственники чаще приходили в гости, чем сейчас. Круг общения был большой. А сейчас общение сужается, практически полностью перемещаясь в виртуальный мир. В силу нехватки элементарного общения дети, предоставленные сами себе, становятся более уязвимыми в постоянном потоке информации. Они живут в соцсетях, форумах. Не до конца сформировавшаяся психика легко вбирает всё негативное. Потому без большого количества точек опоры современному школьнику легко потеряться. За ним должны присматривать большее количество людей. И в их числе – психологи и социологи. Но тут очень важно, чтобы они были специалистами не только на бумаге. Они должны иметь соответствующую базу знаний и вести очень серьезную работу, выходящие за рамки проведения каких-то стандартных тестов для школьников. К сожалению, мы имеем проблему, когда некоторые педагоги не справляются с этой задачей и им надо учиться и учиться.
– В контексте упомянутой вами «виртаулизации мира школьника» интересно поговорить и о переходе на дистанционное обучение…
– Дистанционное обучение – вынужденная временная мера. Это не совсем то, что нам бы хотелось, но другого выбора не было. Это надо признать. Эта форма обучения не нравится ни родителям, ни педагогам, ни самим детям. Сначала у школьников была эйфория: «Мы будем дома сидеть!» Но уже сентябрь, и все они, даже «двоечники», с удовольствием ходят в школу, все соскучились, все с радостью окунулись в школьный мир. Мы все пресытились виртуальностью. Пандемия всех встряхнула и вернула нам понимание многих ценностей. Как в анекдоте: вчера отключили интернет, стал общаться с женой – оказывается интересный собеседник. Вот, нам надоел интернет, и оказалось, что вокруг нас много интересных людей. Надо просто с ними общаться.
– Но плюсы же есть у дистанционного обучения?
– Безусловно. Сегодня и невозможно представить себе школу без современных образовательных технологий. Но техника должна гармонично вписаться в живой образовательный процесс. Это интересно в плане привлечения к учебному процессу ведущих специалистов страны и даже мира, обмена с ними опытом. Благодаря онлайн-связям, образовательным порталам, курсам стираются границы знаний. Сельский школьник должен получить знание по качеству не худшее, чем, скажем, выпускник столичных школ. Это интересно и в плане переквалификации педагогов, и для большей наглядности изучаемых тем. Пандемия заставила нас мобилизоваться. Школа уже не консервативная площадка, стоять на месте, сохраняя традиционные формы обучения, уже не получится.
Беседовала Марьяна Кочесокова