Новость о смерти Шона Коннери, сэра Томаса Шона Коннери, прозвучала, как гром среди ясного неба. Даже на фоне ежедневных сводок по заболеваемости вирусом с новыми жертвами среди известных людей. Просто, наверное, казалось, что Коннери бессмертный, точнее, никто не думал, что он смертный: какая может быть смерть для того, чье имя стало уже нарицательным. Он родился в 1930-м, а сниматься начал в двадцатилетнем возрасте, в 1950-м и с тех пор зримо или незримо он всегда был в кино, даже несмотря на то, что с «Лиги выдающихся джентльменов» (2003) уже не работал. Так уходят короли: без суеты, спокойно, не унижая свою красивую жизнь проявлениями трудностей старости. Где бы он ни появился, его там ждали. Коннери было словно бы всегда мало, даже в наше время перенасыщенности информацией, когда любое, даже самое красивое лицо из киномира замылено в социальных сетях до скуки. Он оставил после себя такое роскошное наследство, и это не только роли и фильмы, но прежде всего образы, точнее, образ, образ жизни: он научил мужчин харизматично прищуриваться, поднимать бровь, сохранять внешнее спокойствие (не просто так Коннери рожден шотландцем), научил быть суперменом без компьютерной графики, а затем научил этого супермена достойно стареть. И вот это последнее, может быть, больше всего поражает сегодня в актере. В его биографии не за что зацепиться сплетникам сейчас, не было поводов и при жизни – по крайней мере, до нашего поколения не дошло ни одного отголоска скандала. Умели такие, как Грегори Пек, Роберт Тейлор или Шон Коннери быть популярными (читай: лучшими) без хайпа. И если молодой Коннери в образе Джеймса Бонда до отечественного зрителя добрался поздно, то зрелые роли его воспитали целое поколение. Именно этот образ, убеленный сединами и умудренный жизнью, сформировал идеалы детей «перестройки» и 90-х. А как иначе, если кадры из «Западни», «Первого рыцаря» или «Горца» мелькали на экране с регулярностью, которой сегодня позавидуют даже «Ликвидация» и «Апостол». Тогда в конце 90-х, когда вышла в свет «Западня» (1999), фильм этот нес в себе отзвук другой красивой жизни, в которой элитным ворам свойственен не только безупречный вкус, но и высокие чувства. А еще в той другой жизни возможно было в течение двух недель побывать в самых разных уголках страны, и, конечно, встретить Шона Коннери, который и в семьдесят лет оставался идеальным мужчиной. В эти дни в сети появляется множество статей об артисте, настолько, что не все успеваешь прочитать, но некоторые заголовки остаются в памяти, например, слова о том, что на нем «хорошо сидели любой костюм, форма и роль» («Искусство кино»). Эта органичность Шона Коннери каким-то удивительным образом приближала его к зрителю, а не выстраивала невидимую стену идеальности. Причем приближала не к абстрактному зрителю, а к каждому из нас – мы с каким-то особенным чувством повторяли, что любим Шона Коннери, словно бы зная, что при определенном стечении обстоятельств эта любовь была бы взаимной. Теперь уже этих обстоятельств не случится никогда, но и надежду нашу уже ничто не поколеблет… Марина Битокова