На днях я встретил старого друга из солнечного Баксана, в котором прошло мое приключенческое детство. Друг улыбался, а я смотрел на его шрам, который казался маленьким полвека назад, но рос вместе с ним и все больше украшал лицо мужчины, если верить поговорке. Я помню историю этого шрама.
Мы с другом засыпали некое пахучее вещество, название которого я произносить не буду, чтобы не было последователей, в бутылку из-под шампанского, залили водичкой, плотно закупорили пробкой, которую для надежности ещё и примотали проволокой, и стали ждать. Взрыв был ошеломительным. Потом был крик и огромный осколок в щеке друга, который и оставил след в его жизни. Мы ежедневно искали приключения и находили их. Как-то пошло повальное увлечение прыгать с крыши с зонтиками. Сколько маминых зонтов полегло на таком десантировании, одному Богу известно, и очень странно, что никто из нас не убился ещё тогда. Болты с серой между гайкой, дюбеля, вбиваемые в асфальт. Существовало сотни способов остаться в памяти людей юным пионером, но, отнюдь, не героем. Особое место в череде развлечений занимали огнестрельные игры. Поджиги, пугачи и прочие погремушки, основным источником огнестрельности которых были обычные спички. Смешивая некие ингредиенты, мы собирали взрывпакеты, которые в новейшей истории стали называть СВУ. Любой мальчишка двадцатого века мог сделать взрывное устройство из средств, имеющихся в домашней аптечке. Были ампулы с инъекциями, пустые баллоны из-под дихлофоса, самый банальный серый шифер, который при некоторых обстоятельствах громко трещал, как пулеметная очередь. На уроках химии мы не столько учили химию, сколько познавали, что ярче горит и что с чем можно смешать, чтобы громче бабахнуло. Магний, фосфор и прочие элементы периодической системы мозг запоминал автоматически, потому что это могло пригодиться для изготовления сверкающих и громких игрушек. Оно и понятно. Ассортимент в детских магазинах был весьма скуден, и бумажная лента с пистонами воспринималась нами, как пулеметная лента Анкой-пулемётчицей, которую выдумал Фурманов. Способов уйти из жизни ещё до получения паспорта было множество. Самокаты из досок на подшипниках, мопеды и велосипеды, собранные из металлолома, обычные санки, которые, не выдерживая перегрузок, ломались пополам после нескольких спусков с почти вертикальных склонов. Рогатки, луки, арбалеты, духовые ружья. Все это могло нас убить, но мы выжили. Мы выжили, играя в хоккей с шайбой без всякой защиты в двадцатиградусный мороз, жуя гудрон, древесную смолу и жмых. На каникулах мы могли рано утром уйти из дома и вернуться в сумерках. И нас никто не искал, разве что покормить. Мы ходили в школу пешком, и нас никто не доводил до ее порога и не встречал с занятий. Никто не делал с нами домашнее задание, а среди учителей ещё встречались мужчины. Наш насморк лечился «подышать над кастрюлей с паром, под одеялом». Мы ходили со следами от банок на спине и с ожогами от забытых горчичников. Мы дрались только до первой крови, не били лежачих и не трогали врагов, если они были с девочками. Из компьютера у нас был черно-белый телевизор с двумя каналами, а переговорным гаджетом служили два пустых спичечных коробка, соединенные суровой нитью. Конечно же, кто-то скажет, что это все стенания стареющего человека. Раньше, мол, и деревья были большие, и трава ещё была просто травой. Возможно. Но я твёрдо убеждён, что чрезмерная опека детей, гипертрофированное чадолюбие до сорока лет делает из них абсолютно не приспособленных к жизни людей, которых родители ведут по жизни, как лоцманы. Выжившему поколению, заставшему ещё то лихое время и в полной мере ощутившему прелести современности, ещё не успев впасть в маразм, есть с чем сравнивать. Настоящего детства больше нет. Есть придуманная иллюзия и просто детский возраст, который заполнен тик-током, инстаграмом и прочей лабудой в смартфоне. А ещё есть ЕГЭ и вечная к нему подготовка, дворы без детских криков и подвижных игр и ежедневные новости о маньяках. И мальчики, похожие на девочек, и девочки, похожие на мальчиков. Хотя скоро и различия полов будут уже не важны. Паркет ли это будет или ламинат. Поколение, кумирами и примерами для подражания которого являются бузовы и мелкая разменная монета, настоящей жизни никогда не увидит. Сложно увидеть что-то в мониторе компьютера или дисплее смартфона. Сегодняшними героями уже можно смело называть читающих книги и не делающих в десяти словах десять ошибок. Исправлять их, наверное, уже поздно, если сегодня моргенштерн – кумир миллионов. Не хватает хотя бы павликов морозовых, которые погибнут, сдав органам папу-коррупционера. Осталась надежда на выживших. Может, хоть внуков не упустим.
Арсен Булатов, главный редактор