Нальчик

Рузана Дацирхоева: «Следовать моде – одно, иметь стиль – другое»

Гость нашей рубрики – Рузана Дацирхоева, выпускница Московской текстильной академии им. А.Косыгина, художник по костюмам и художник-постановщик Музыкального театра КБР. Разговор, естественно, начинаем с выбора профессии

– Рузана Мухамедовна, как попали в текстильную академию и как пришли в театр?
– С малых лет любила всё, что связано с рисованием. Когда родители уезжали и, как в «Аленьком цветочке», спрашивали: «Что вам привезти?», – я сразу отвечала: «Мне, пожалуйста, набор гуашевых красок». И когда остальные дети рисовали своих мам с цветами, я рисовала её с набором красок в подарок мне. Однажды, помню, подарили мне акварели. Это была моя первая осуществлённая мечта. И я настолько была рада, что стала бояться, что их кто-то возьмёт и уронит или потеряет. Взяла сама и спрятала. Настолько хорошо спрятала, что сама до сих пор не могу вспомнить, где.
Но когда начала думать о выборе профессии, стать серьёзным академическим художником, мне представлялось чем-то нереальным, недостижимым. Более приземлённым делом показалось стать художником-модельером. И совершенно случайно я увидела в магазине рекламную листовку для поступающих. Не без трудов, конечно, но относительно легко поступила в текстильную академию.
Годы учёбы – это время больших вдохновений. Это были не просто занятия в стенах одной вуза, но и посещение многочисленных выставок, просмотр кинофильмов. Мы старались быть в курсе всех новых явлений и веяний в искусстве. После учёбы амбиций было много, хотела уехать во Францию, быть в эпицентре мировой моды! (смеется). Но некоторое время спустя, пожив самостоятельной жизнью и остыв, я начала думать о спокойном месте, где без лишней суеты могла бы заниматься любимым делом. Я бы и сейчас не хотела тратить силы на то, что называется шоу-бизнесом.
Вернувшись домой, в Нальчик, много перепробовала, часто меняла место работы. Некоторое время позиционировала себя как эксклюзивный модельер, потом преподавала в колледже. И однажды попала в театр. А кто однажды попадает в театр, тот оттуда долго или совсем не выбирается. Потому что это прекрасный мир.
Сейчас я совмещаю работу в театре с работой живописца и портретиста. Мои полотна никак не противоречат театральным работам. Они не мешают друг другу, а скорее дополняют. Сейчас готовлюсь к персональной выставке. Надеюсь, осенью она откроется.
– Дело художника-постановщика в профессиональном театре большей частью ремесло или искусство?
– И ремесло, и искусство. Я никогда не остаюсь в стороне как художник по костюмам. Если мне позволяют, то с удовольствием беру ножницы, выкраиваю что-нибудь, подправляю где-то, подшиваю. То есть не только эскизы рисую. Покрасить ткани, вышивать, выжигать – всю эту «ремесленную часть» я люблю делать и делаю. Часто приходится иметь дело с обувью. Из обычной повседневной обуви я делаю сценическую. Туфельку принцессы, например, или короля.
– А с какой самой смелой фантазией режиссёра вам приходилось иметь дело?
– Моя самая первая работа «Декамерон» в постановке Анатолия Татарова, которого, к сожалению, сейчас с нами уже нет. Это был 2005-й год. Всё разработали, всё вроде уже готово и тут он заявляет: «Мне нужен ангел. Ангелом буду я!»
Представляете, он сам такой видный, крупный, фактурный, совершенно не похожий на стереотипного ангела в наших представлениях. Мы заказали белый комбинезон, сделали крылья. Я весь процесс переживала: «Как же так? Какой из него ангел? Он же двухметровый дядя!» Но он вышел на сцену – и зал был в полном восторге. Это было смело.
– В других городах театры много экспериментируют с костюмами. Берут, например, наряды прошлых эпох и переносят актёров в них в какие-то космические пространства. Почему у нас такого нет?
– У нас публика не особо любит эксперименты.
– А может, стоит эту публику всё-таки взбодрить, вдруг ей понравится?
– Наверное. Но это должно быть хорошо продумано. Не просто ради эпатажа, шока. Это искажение должно быть оправданным, чтобы оно не нарушало целостности театрального действа.
– С какими сложностями приходится сталкиваться в своей работе?
– Особых сложностей нет. Всё, как у всех, могут возникнуть финансовые проблемы. Фантазии что у режиссёра, что у художника, могут быть безграничными, а их реализация требует денег. Финансовые ограничения нас всё-таки немножко приземляют, но, в целом, без большого ущерба идеям. Далеко от задумки не уходим.
– Эскизы совпадают с тем, что получается в действительности?
– Бывает, в эскизе одно, а приходишь выбирать ткани, а они ведут себя совершенно по-другому. Берем ткань, накладываем на фигуру, и в жизни получается что-то отличное от эскиза. Так, чтобы совершенно разочаровало, такого не бывает. Мы до этого не доводим, доводить до этого – это просто проявить непрофессионализм. Каждый работающий в этой сфере имеет представление о «поведении» различных тканей, он знает, что имеет дело с пластичным материалом, Может быть чуть-чуть хуже или чуть-чуть лучше задуманного изначально, но далеко от эскиза всё-таки не отходим.
Вот, к примеру, костюм «Древо жизни». Он изначально был развесистый, раскидистый, большой. Но потом головной убор, который служил кроной дерева, пришлось трансформировать. По техническим причинам: чтобы артистке в этом костюме возможно было пройти в дверной проём, нужно было «обтесать» фантазии художника. В результате – стройное высокое дерево, оторванное от земли ходулями в 60 см. Мы всегда боимся, когда Оксана Битокова выходит в этом костюме на сцену.
– А какую постановку считаете самой лучшей именно с точки зрения костюмов?
– Как говорят, всех своих детей любишь, не можешь выделить кого-то. Вот и тут так же. Я не могу выбирать, они мне все дороги. Каждый костюм. Пока ты работаешь над спектаклем, перестаёшь спать ночами, влюбляешься в каждый образ и в каждую его «пуговку».
Создать костюм – это же не просто одеть человека. Это значит отобразить его характеристику, его психотип. Приходится разные технические и художественные задачи решать. Например, когда делали кольчугу Ашамаза в спектакле «Волшебная свирель Ашамаза», подбирали нитки, чтобы визуально максимально приближено к металлу получилась. Очень долго переплетали чёрную нитку с серой. То есть это не кольчуга, а эффект кольчуги. Это надо понимать, когда речь идет о театре. Если артист наденет настоящую кольчугу, он не сможет двигаться на сцене, тем более танцевать, тем более в балетной постановке.
В театре свои правила. Нельзя использовать настоящий огонь, даже настоящие бокалы. Ничего настоящего, всё бутафория. К тому же, актёры – «нежный» народ. Им должно быть, в первую очередь, удобно. Вот в «Декамероне» мы делали большие шлейфы к нарядам девушек, но со слезами на глазах мне их потом пришлось обрезать, потому что они мешали хореографии. Театр, особенно музыкальный театр, имеет свои капризы. И этими капризами он и прекрасен.
– А какие краски, цвета больше нравятся?
– Огненные: рыжий, жёлтый… Я сама знак огня – Лев, а это ещё и ассоциации с Солнцем. Меня часто тянет в контраст. Люблю, например, пламя на чёрном фоне.
– Недавно в Музее ИЗО были представлены ваши работы, выполненные в технике выжигания (пирографии) по коже. В рамках театра используется такая необычная техника?
– Да. В театре можно использовать практически всё. Знаете, как получается, всё, что я делаю или делала когда-либо, рано или поздно находит применение. Например, в балете «Гимн Солнцу» есть сцена, где Мстислав и Ридада борются. И есть там широкий кожаный пояс у Ридады, на котором как раз техникой выжигания сделан орнамент. Вроде бы маленькая деталь и ничего значительного, но у нас всё строится на деталях.
– Какая техника для вас самая сложная?
– Каждая техника имеет и сложности, и удовольствие работы с ней. Сейчас мне особо интересна новая для меня техника, которая называется графитаж. Это процарапывание, рисование лезвием по засвеченной фотобумаге. Сложность в том, что выцарапанное уже невозможно исправить.
– Бывали творческие кризисы?
– Кризисы у всех бывают. И если с ними не бороться, то может захватить на несколько лет или долгие годы. И от этого ничего не выиграешь, проведёшь время в бездействии, без удовольствия. Надо вытаскивать себя из этого состояния, подстёгивать себя. Начать что-то делать. Делать, делать и делать – результат будет.
– Какая эпоха в плане костюмов вас больше привлекает? В каком веке вы бы хотели жить и какой костюм носить?
– Не могу сделать выбор в пользу какой-то определенной эпохи. Каждая эпоха интересна по-своему. Это как люди с разными характерами. За каждым интересно наблюдать. Но… Несмотря на то, что там не было бы электричества, автомобиля и самолётов, я бы пожила в голландской деревушке 18-го века. Приносить дрова, топить печь. Я знаю, что долго не выдержу, но хотя бы недельку можно было бы провести.
– Если смотреть глазами художника на современных нальчан и нальчанок, что вам нравится и не нравится в их нарядах?
– Чрезмерная гламурность. Некая слащавость в цвете, форме. Взрослости нет. Но молодость (если мы говорим о молодёжи) – она такая, хочется всего и сразу. Не стоит молодых обвинять в том, что они как-то не так одеваются. Думаю, они успокоятся. Следовать моде – одно, иметь стиль – другое. К пониманию этого многие приходят с возрастом.
Беседовала Марьяна Кочесокова