О косноязычии «говорящих голов» на телеэкране, в видеороликах и аудиозаписях в Интернете, безграмотности всевозможных спикеров, будь то представитель творческой интеллигенции или учёный муж, в последние годы говорят много. А ведь язык – это материализация мысли, а текст – материализация языка. Если человек говорит коряво, невнятно и не может чётко сформулировать свою мысль, то можно только представить,
какая неразбериха у него в голове.
О культуре речи, о слове звучащем корреспондент нашей газеты побеседовала с заслуженным артистом КБР, радиоведущим, по праву названным «золотым голосом Кабардино-Балкарии», Ильясом Созаевым.
– Ильяс Дукумович, в наше время много говорят об общем снижении культуры речи. По вашим наблюдениям, неужели всё так плохо?
– Говорить, что с языком всё плохо, что культура речи находится на грани катастрофы, я бы не стал. Но в девяностые и начале «нулевых» годов произошли большие изменения в языке СМИ. Профессия диктора исчезла, и, в частности, был ликвидирован профессиональный хор нашего республиканского радио. Пошла мода на отрицание литературных норм языка. Их отодвинули куда подальше и стали использовать «язык улицы». Это делалось якобы с благой целью – быть ближе к народу. Чем более непрофессионально, просторечно, примитивно речь вещающего, тем он понятнее тем, кто его слушает. Так думали. Это было, конечно, большой ошибкой.
Именно в те годы сложилось катастрофическое положение. Было ощущение, что по какой-то негласной установке повсюду идёт изгнание профессионалов. На их места сажали неподготовленных людей, которых и любителями-то нельзя назвать. Сейчас медленно – миллиметрами, сантиметрами – начали обратный путь к тому, что было раньше. Грамотную речь опять стали ценить.
– Какое чувство у вас вызывают ошибки в речи другого?
– Досаду и раздражение. Я просто выключаю станцию или переключаюсь на другой канал. Многие выступающие по радио и ТВ делают грубейшие ошибки, при этом говорят с неимоверной уверенностью, что так и должно быть. Радио-, телеведущий не просто не знает каноны языка, ему просто не приходит в голову перепроверить до выхода в эфир, там ли ударение должно стоять, так ли это произносится. Его принцип: «Я так сказал – значит так правильно». Это наблюдается и на федеральных каналах. Постоянно проскакивают ошибки не просто орфоэпические (произносительные), но и фактологические, смысловые.
Ошибки, наверное, неизбежны. Только не следует беспрерывно громко и на всю страну афишировать свою безграмотность.
– А если неграмотная речь интересна? По мнению лингвистов, сейчас для аудитории «интересность» важнее грамотности. В соцсетях и СМИ быстрее распространяется информация «хайповая», пусть составленная неграмотно…
– Всё равно неграмотность принижает ценность текста. Тема может быть интересна и озвучена остроумно, но ошибка может испортить всё впечатление.
– Ответ ожидаемый, но всё же: как повысить грамотность?
– Читать. Побольше читать и слушать хороших исполнителей. За последнее время появилось очень много хороших аудиокниг. Почти вся литература уже «переведена в звук». Но, опять же, записывать хорошие книги стали непрофессионалы. Одного знания букв и умения читать тут недостаточно. Нужно особое отношение человека к тексту, особое чутьё текста и подтекста. Многие портят качественные тексты непониманием смысла, логики. Но есть и такие мастера озвучивания, которые завораживают одним лишь голосом. Не надо ни кино смотреть, ни читать самому. Это очень удобный формат, когда при большой загруженности современного человека времени совсем не остаётся на чтение.
– А если озвучить имена хороших исполнителей?
– Лучший исполнитель для меня – Александр Клюквин. Он народный артист РФ, актер театра и кино, голос телеканала «Россия-1». Все его аудиокниги на высшем уровне, культура чтения просто фантастическая. Прельщают и мастера сценической речи – Сергей Юрский, Олег Басилашвили.
Конечно же, Михаил Ульянов, который записал весь «Тихий Дон». Я даже не могу сказать, что лучше: знаменитый 3-серийный фильм Сергея Герасимова или аудиокнига Ульянова. Дилемма.
Или же, как Юрский читает «Евгения Онегина». Заслушаешься. И удивляешься: «Я же это читал. Почему я не уловил эту интонацию, этот смысл, а он смог?»
В юности на меня совершенно гипнотическое воздействие оказывал голос Виктора Татарского – диктора и ведущего Всесоюзного радио. Такой мастер может прочитать одно слово и так его «повернуть», что получается совершенно другой подтекст.
Эти голоса невозможно спутать с другими. Они дают ощущение, что ты не слушаешь, а смотришь и видишь.
– А кого бы вы наградили за образцовое владение балкарским языком?
– Его уже, к сожалению, нет. Это был Башир Гуляев, он работал у нас на радио диктором. Из фонда его записи недавно снова прослушивал, волшебное чтение. Как он тонко чувствовал слово. Я раньше не осознавал его дар с профессиональной точки зрения, его мастерство в полной мере открываю только сейчас. Мастер с большой буквы, он сам писал очерки, рассказы, работал заместителем председателя Союз журналистов КБАССР.
И что интересно, у него уже тогда был стиль чтения, который мы сейчас называем современным в противовес академическому. Мне не нравится чтение академическое, оно напыщенное. В нём есть что-то неестественное, наигранное – так не говорят в жизни.
Вот Юрий Левитан – легенда, да. Но ведь он сильно переживал по поводу того, что его все воспринимали как сводку Совинформбюро. Все знают его знаменитое: «Говорит Москва!» Левитана только с этой стороны воспринимали. А он хотел читать художественные произведения – стихи Маяковского, Евтушенко. Но этот мощный и эпический голос годился для передач на тему Великой Отечественной войны. Но представьте, тем же голосом говорят: «На этой неделе труженики Тульской области собрали богатый урожай…» Форма, то есть голос не соответствовал содержанию. И от этого диссонанса он страдал.
– А вашим голосом записан и Коран…
– Я Коран читал и на русском, и на балкарском языках. Оба варианта каждый желающий может найти в Интернете и послушать. На русском в переводе Валерии Пороховой. Великолепная переводчица, корановед, к сожалению, ушла из жизни в прошлом году. Вот от её имени обратились ко мне люди, предложили записать Коран моим голосом. Я растерялся, но рискнул.
– Почему растерялись?
– Ответственность большая была. Потом истинно верующим себя не считаю, в чём сразу признался заказчикам. Но они сказали, что главное – голос.
Естественно, до этого я для себя читал и Библию, и Коран, они были мне интересны. Эти тексты – часть культуры, каждый человек вне зависимости от религиозных убеждений должен прочитать их, чтобы быть нормальным образованным человеком.
Не знаю, почему так получилось, но препятствий было много при записи. На русском языке мы записывали в адаптированном помещении, а в соседней комнате сидела какая-то «коммунистическая партия» и мешала своими громкими разговорами. Вроде стены нормальные, но всё равно шум проникал. Нашли другое помещение, но и там всё время свет отключали. Шутили, что это проделки сатаны.
В конце концов, записали в Доме радио, оставаясь после рабочего дня, в тишине. А на карачаево-балкарском языке в переводе Абу-Юсуфа Эбзеева записывали профессионально в Балкарском театре.
– А что можете сказать о сценической речи в наших театрах?
– Я сам немного работал в Русском театре, хорошо знаком с артистической средой. И хочу сказать, что у нас прекрасная школа. Удивительно даже: зарплата низкая, а блеск в глазах работников театра сохраняется. У них хорошая речь, прекрасный режиссер – Султан Теуважев. Когда я думал, что всему уже научился, он открыл для меня много чего нового. Я с ним работал, когда к 100-летию со дня рождения Кайсына Кулиева ставили «Раненый камень» по пьесе Салиха Гуртуева. Я в этом спектакле сквозной герой – и как ведущий, и как журналист, и как биограф Кулиева, и как чтец.
И вот Теуважев на репетициях мне говорил: «Всё ты делаешь хорошо, но ты не понимаешь, что это – театр, тут нужна другая подача. Ты работаешь на сцене, это нечто другое, чем сидеть перед микрофоном». Я возмущался: «Почему я должен наступить на горло собственной песне, переходить от нормальной интонации, которой нас учили на курсах, на эту патетику, которую терпеть не могу?» А он говорил: «Ну, примерно так, но не совсем». Я ему благодарен, он мне многое открыл именно в чтении поэзии.
– В перспективе какие тексты хотели бы записать?
– Моя мечта – открыть для публики малоизвестные произведения классиков наших национальных литератур. Вот недавно на радио прочитал незавершенный роман Кайсына Кулиева «Была зима». Роман написан на русском языке, это история балкарского народа с уходом даже в языческие времена. Я посредник между зрителем и великими людьми. Мне важно правильно понять автора и донести текст, не принижая его достоинств, до слушателя.
– А если оставить классиков, есть у нас современная литература?
– Есть. Я каждый раз просматриваю номера «Минги тау» и «Литературной Кабардино-Балкарии». Встречаются интересные произведения, но редковато… У нас было время, когда перекрывали путь словом «молодой». Ходили всю жизнь как «молодой художник», «молодой писатель». Ему лет 40, 50, а он всё ещё с припиской «молодой». И вдруг – уже «народным» стал. Перескоки были такие.
– Молодёжь слушает радио?
– Молодёжь у нас вроде продвинутая, но найти в своем смартфоне 101.8, 101.1 или 99.5 не может. Некоторые даже искренне удивляются: «А что, у нас есть радио?!»
Потом стоит вопрос, насколько им будет интересно то, что предлагает местное радио. Да, им интересна национальная музыка. Причём многие сейчас стали интересоваться старинными песнями. Конечно, в большинстве остаются те, которые слушают всякую «трескотню», принимая её за музыку, и лезгинку повсюду пританцовывают. Но есть ребята, которые имеют вкус. Мы должны составлять свои программы с учётом их интересов.
– Но ребята со вкусом остаются в меньшинстве, а радиостанции стремятся заполучить большее количество слушателей…
– Всё равно в каждом человеке есть тяга к хорошему. Радио должно предлагать лучшее. И зрители потянутся к этому лучшему. Но крутить всё время классические вещи тоже нельзя. Надо и современное давать. И вот тут возникает проблема – хороших современных песен у нас нет. За неимением лучшего приходится… В советские времена, чтобы песня прошла в эфир, она проходила фильтры худсовета. Даже именитые песенники, композиторы месяцами перерабатывали, дорабатывали, пока художественный совет не скажет: «Да, вот теперь нормально».
– А худсовет – не цензура?
– Отчасти, да. Но зачем бояться слова «цензура». Когда речь идёт о художественной цензуре без примеси политической, я только за.
Беседовала Марьяна Кочесокова